Читаем Коварный камень изумруд полностью

— Всего чистого золота завешено мною на сто пятьдесят один с половиной фунт, — доложил кабацкий целовальник. — А ежели на золотники вешать, так мы до зимы не перевешаем. Да и таких мизгирных гирек у меня нет.

А вот атаман шайки пограбёжников Колька Шпора про фунт веса ещё понимал, а золотники ему мало доходили. Он кинул фуражкой об пол и проорал:

— Гуляй, Сибирь, под русский фунт!

Купчина Провоторов тотчас свистнул в сторону входной двери варнацким посвистом. Тут же Одноглазый, стараясь не шататься, да второй охранник купца стали таскать в «светлый угол» кожаные мешки. В них радостно подзвякивали серебряные рубли. Мешков принесли сорок штук. Махнув охране убираться, Провоторов сообщил:

— В мешках, Колька, по сто рублей серебром. А я тебе должен...

— Шесть тысяч и сорок рублёв! — тут же посчитал целовальник.

Колька пьяно замахал руками, взвился голосом:

— В мешках твоих, значит, четыре тысячи рублёв? А как же остатный расчёт? Как же ещё две тысячи рублёв серебром и к ним ещё сорок Рублёв? Они — где? Ведь договорились ещё «на берегу», что расчет будет сразу и сполна!

— А я тебя должен дожидаться? — взбесился и купчина. — Договор был принести золото ещё по зиме, а ты когда принёс? Через половину года! Почитай летом! Я так долго деньги не могу держать. Деньги, они крутиться любят! Теперь ты жди!

Назревало нечто серьёзное. В двери и в раскрытые окна кабака стали заглядывать злые, заждавшиеся гульбы рожи бугровщиков.

Целовальник передвинул по поясу поближе к руке длинный мясницкий нож.

— А здесь про вексель кто-нибудь слышал, ну в Сибири? — спросил Егоров, взводя курок и второго пистоля. Щелчок получился громкий. — Так вот, Илья Никифорыч, ты сейчас на остаток суммы отпиши Кольке долговую расписку. Я как гарант подпишу, да вот и целовальник подпишет.

Услышав непонятные слова «вексель, гарант», Колька Шпора решил под пьяную голову, что его нагло обманывают. И купец Провоторов обманывает, и этот столичный хлыщ, как-то странно и вовремя подвернувшийся под расчёт.

Колька вытащил тесак и воткнул его с громким свистом в стол. Тут же треснуло дорогущее стекло в окне трактира. С улицы заорали Колькины ватажники, мелькнули топоры.

Егоров мельком глянул на купчину Провоторова и достал оба взведенных военных пистоля. Положил их на стол, себе под руки.

— Теперь, Илья Никифорыч, пора бы тебе пойти к стойке да освежиться, — сказал Егоров прямо в малюсенькие глаза Провоторова. — Мы тут сейчас договоримся. Это я, ваше степенство, тебе обещаю.

Глава двадцать девятая


Договорились и правда быстро. Четыре тысячи рублей серебром Колька Шпора получает сразу. Остаток в сумме две тысячи и сорок рублей оформился на бумаге под три подписи, как долг бугровщику трактирного целовальника с прозвищем Хват. Фамилия купчины Провоторова нигде не мелькала, да слово «золото» тоже не писалось. Писалось просто — «жир». Ибо золото — дело государственное, за один золотник можно пойти на каторгу при немце-губернаторе.

Целовальник, заместо Ильи Никифоровича Провоторова, обязался под своеручную роспись ежемесячно платить Кольке по пять сотен рублей за некие «товары жира». Ну а тобольский купец Провоторов по устному своему слову обязался целовальнику на те же пятьсот рублей в месяц некие товары поставлять. Тот же ямайский ром, или тибетский жуткий и жидкий напиток с англицким названием «спирт». Согласно устному требованию целовальника. На ямайском роме да на тибетском молочном спирте тот целовальник имел значительный приварок к русской водке.

Всё это расписал на бумаге и пояснил словесно Александр Дмитриевич.

Колька Шпора, ещё раз глянув на пистолеты столичного гада (в него стреляли казаки, он укус пули своим телом долго помнил), сунул расписочную бумагу в карман плисовых штанов, всё же не удержался, показал целовальнику кулак. И добавил:

— Смотри, гнида, ты меня знаешь! Чтоб расчёт — каждый месяц день в день!

Крикнул своим, чтобы тащили на улицу мешки с деньгами. А то, что лежало в двух кожаных кулях, могильную медь, бронзу, да серебро, так и оставил валяться на полу в «светлом углу».

— Эй, Коля, — окликнул ватажника Егоров, — ты продай мне эти негодные остатки.

— Лучше я их в отхожую яму выброшу, змей подлый! — откликнулся Колька Шпора.

Но Егоров уже подманил целовальника, велел тому наполнить на десять рублей медью липовый туес, с которым в тайгу за грибами ходят. Рассчитался с целовальником за медные сибирские деньги серебряными государевыми рублями, но не сибирского чекана. Целовальник проверил на зуб каждый второй серебряный егоровский рубль с профилем императрицы. И немного погодя два трактирных подручных выволокли в зал тот туес, полный медных алтын и пятаков.

— Не серебро же тебе кидать людям, идучи повдоль красной дорожки, Коля, — ласково сказал Егоров, — а люди-то твоей щедрости уже заждались!

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги