Коварный камень изумруд

Требень, не оборачиваясь, пять раз шагнул до стола, подвинул ногой скамью, чтобы удобнее сесть. Но пока сесть ему не велели. А купчина Провоторов уже сидел на своей скамье напротив Требня и наливал тёмный, как медвежья кровь, напиток из большой иноземной бутыли. Наливал в три стакана. Это хорошо. Пока.

Тот, что сзади, опростал от ножа кожаные ножны на поясе Требня, забрал охотничий нож. Потом от лопатки Требня убралось твёрдое, холодное, железное. Требень осторожно, по знаку Провоторова, сел на скамью, потом оглянулся.

Здоровенный парень лет двадцати пяти, одетый как купцов приказчик, и точно держал в руках два взведённых военных пистоля. Так, с пистолями, и сел в торце стола напротив купца Провоторова.

— Ты давай выпей, поешь, потом говорить станем, — сказал наконец своё слово купчина Провоторов. — С голодным сытому не столковаться. Брюхи у них по-разному говорят!

— Выпить — выпью, а есть не стану. По обычаю! — ответил купчине Требень.

Это было его право. В гостях, где тебя пистолем встречают, а значит — встречают враги, русские не едят. И тут же опрокинул стакан рома. Поморщился, но его глотка силу рома выдержала.

— Ты за этим... маленьким... в золоте пришёл? — спросил парень с пистолями.

— За ним, — прохрипел Требень.

— Откуда пришёл?

Проверяют. Что ж, это тоже их право. Сволочь Колька Шпора, артельный вожак бугровщиков, всем рассказывает, где курганы шарпал, да что своровал из могил. Ещё дождётся, что в таком бугре его и зароют.

— Пришёл с Енисея, из-под Каменной Тунгуски. Тридцать дней без одного дня да бешеным ходом мчал сюда на лошадях... Восемь коней уханькал, загнал... Пришёл исполнить просьбу тунгусов, чтобы вернули им... вот его. Сына ихнего вождя, взятого Колькой Шпорой из могилы. Принца, по-нашему. Запелёнутого в золото. Вождь так убивается по сынишке, помершем в младенчестве от болезни оспа, так убивается... Что готов вот-вот белых людей убивать... Он может выставить из таёжных урманов пять тысяч стрелков из лука. Супротив них наш полк солдат с ружьями не выстоит... Да, а вот переправы через наши реки ох и тяжёлые! На речных переправах русских солдат и станут убивать. Налей-ка мне, Илья Никифорыч, ещё половину стаканчика. Больно крепко твоё питиё! Но радость вызывает.

Пока Провоторов наливал ром, а тот парень, вроде военный, ещё спросил:

— Место, откуда пришёл, назови!

— Место это святое для тунгусов племени Мань Я Гир, — ответил Требень и выпил. Отдышался и добавил: — Место называется Вана Вара.

— Меня зовут Александр Егоров, сын Дмитриев, — сказал Требню парень и убрал пистоли за проймы поддёвки. Видать, у него там специально нашиты особые карманы для пистолей. — Ну-с, теперь начать разговор или что?

Купчина Провоторов поднялся со скамьи с полным стаканом рома, поднялся и Егоров. Помедлив, поднялся и Требень. Егоров быстро наполнил ему стакан. Рядом со стаканом Требня положил его охотничий нож. Остро глянул на низенького купчину, даже подтолкнул его.

Провоторов тогда туго заговорил:

— Будучи человеком православным, имея совесть в душе да имея в виду ту мысль, что Колька Шпора может и надругаться над невинной душой этого... золотого младенца, я, купец Провоторов, купил его у вора Кольки. С той лишь целью, чтобы совершенно безоплатно вернуть дитятю и душу евонную его родителям или его народу! Забери, Требень, то, за чем к нам пришёл! Просто так забери. По-божески!

На столе появился кожаный мешок. Требень, уже крепко выпивший, но не понявший пока силы рома, быстро упаковал золочёный скелетик младенца в кожаный мешок.

— Ты поешь, закуси теперь, — сказал Егоров. — Нам ещё решить надо, когда мы с тобой отсюда выедем.

— Это зачем? Зачем нам с тобой?

— Мною дан обет исповеднику вот его, тобольского купца Ильи Никифоровича Провоторова, что я на реку Тунгуску попаду, как раз туда, где стоит посёлок Вана Вара. А там, чутка подальше, будет охотничья избушка промысловика Евмения. Он с дочерью живёт... Ты его, наверное, должен знать, Требень...

Требень опустил глаза в доски стола. Чтобы не сверкали глаза волчьим светом. Год назад промысловика Евмения, тунгусским именем Хукаяма, кто-то убил, долго пытаючи. А дочь промысловика изнасиловали, потом тоже пытали и бросили помирать в тайге. Было это дело по прошлой весне. А по нонешнему лету, так Евмений давно говорил Требню, он вместе с дочерью хотел выйти из тайги и осесть в городе Тобольске. На дом в Тобольске да на приданое дочери Евмений, видать, деньги собрал, два десятка лет живя в тайге охотой. Деньги у него были, чего там. Иноверцы его уважали, а вот кто ж тогда его зверски убил? И за что убил? За сто рублей, что Евмений накопил на дом в Тобольске? А кто прознал, где избушка промысловика, и кто прознал про его дочь?..

Только вот откуда этот столичный волк, по всему видать человек военный, про Евмения знает? И про дочь его? И знает, как про живых... Что ж. В тайге он и заговорит. Можно его и взять с собой в тайгу, к тунгусам. А если в тайге и схоронить, так это быстро.