Читаем Коварный камень изумруд полностью

Провоторов занял своё место, кивнул Егорову. Иосиф Гольц удивился кивку купчины, но не стал мерекаться, когда Егоров предложил ему поменяться местами. Поменялись, и Егоров очутился по левую руку Провоторова, на его конце стола. Гольц просто встал, обошёл сзади Провоторова и согнал с крайнего места перекупщика байкальского омуля, Фёдора Бесштанного. Перекупщика, известного половине Сибири тем, что по окончании путины он деньгами с рыбаками не рассчитывался, а велел брать в зачёт подённой платы рыбу. Кому бы она нужна, эта рыба, когда её в каждой луже поймать можно? Фёдора рыбачьи артели пытались образумить топорами, так он завсегда теперь ездил на путину с отрядом казаков, набранных из инородцев. Злые на русских инородцы, да ещё с ружьями, дело грозное. Рыбаки, правда, гилевали и при инородцах, но тихо. И каждый год дело кончалось у Фёдора Бесштанного тем, что рыбаки брали сезонную плату рыбой, а потом ту рыбу, но за половину цены, продавали тому же Бесштанному. Кличка Бесштанный к нему пристала от того, что при требовании справедливого расчета он всегда орал: «Да вы же меня без штанов оставляете»!

Провоторов только приготовился говорить, как тут Шелихов постучал ножом по китайской тарелке. Будто позвенел:

— Извини, Илья Никифорыч! Я только пять минут договорю, да потом уйду. Душа просит — сказать людям!

— Ну, скажи! — разрешил Провоторов, но не сел, а остался стоять.

— Граждане великой Сибири! — сказал Шелихов. — Разве я кого призываю покинуть Родину? Там, за морем, мы в тепле да в неге, да на плодородистых почвах создадим не новую Родину, а как бы продолжение Сибири, продолжение Великой России! Кто-то здесь крикнул, мол, американцы нас повоюют! Не повоюют нас американцы! Калифорния отделена от остальной Америки широким океанским проливом, высокими горами, надёжной границей. А потом, у нас в Калифорнии быстрее войска появятся, чем у Америки. Мы, русские, к защите Отечества, хоть и нового, свычны с древности! А будут войска, глядишь, и Аляска, и Калифорния, и половина Мексики, и Гавайские острова — всё будет наше! Предлагаю выпить за будущее Русской Америки!

Он поднял бокал вина из маньчжурского винограда.

Все собравшиеся разом повернули головы к Провоторову — пить или не пить с этим сказочником?

Иосиф Гольц, который был Ванька, родства не помнящий, тихо шепнул Егорову:

— Сто долларов дам в Америке, когда вернусь! Ведь пора этого гада резать!

— Помолчи! — подопнул его Провоторов. — Говорить я буду!

Он ещё выждал, потом проникновенно сказал:

— Уважаемый Григорий Иванович Шелихов! Мы, купцы сибирские, почитаем тебя за то, что в твоём лице наша великая императрица изволила сибирских купцов наградить за труды наши великие в пользу России. Великое тебе спасибо! Ты среди нас просто глыба агромадная! Мы бы рады, чтобы всё твоё предсказание насчёт Америки сбылось. И ежели бы могли, то споспешествовали бы твоему успеху. Но сам видишь, купцы мы не твоего размаха. Нам бы день прожить, да семью прокормить. Ты вот о бедных крестьянах печёшься, чуть ли волю-вольную готов им дать в Америке, а нам бы своим приказчикам хоть на гривенник подённую плату поднять, мы бы и рады безмерно. Так не позволяет наш капитал воевать Америку!

Собравшиеся зашумели, соглашаясь.

— Ты, Григорий Иванович, высоко взлетел, — задушевно продолжал Провоторов, — может, оттого и не видишь, что надо бы изначала Сибирь-матушку вспахать, да засеять, да людями обогатить. Может, и теми людями, что в русских губерниях живут бедно. Здесь бы им жилось привольнее, конечно... Однако, я так думаю, а собравшиеся меня поддержат... Думаю я, что есть у нас матушка императрица, коей сам Бог велел за нас, сирых и убогих, решать — где нам быть и что нам делать. А посему, предлагаю выпить сейчас не за русскую Америку, а за русскую Сибирь!

Все вскочили со скамей, заорали! Пили стаканами и сразу, а потом били глиняные стаканы об пол и орали «славу!» надёже сибирской купцу Провоторову.

Егоров отпил чутка из своего стакана, увидел, что Григорий Иванович Шелихов тоже только пригубил свой стакан. Поставил его на стол и вышел.

Через пару мигов раздался топот коней. Шелихов отъехал.


* * *


— Ну а теперь, — громко проорал Провоторов, — не сказки будут! Слушайте американского гостя!

Поднялся и встал на скамью Иосиф Гольц:

— У нас, в нашей дорогой и любимой Америке, всё готово! Наша страна готова даже пострадать за судьбу великой Сибири! Составлен особый план, поддержанный правительством нашей страны. Он есть на бумаге, и его получит Илья Никифорыч, ваш вождь и наставник, а в будущем, наверное, и президент...

За столом кто-то выругался грязно, но радостно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги