Коварство без любви

– Извини, Оксаночка, – надулся Петрович, – но ведь редко встречается исключительно неординарное убийство... Я многие годы изучал яды, мог бы при желании отравить половину государства, но вот применить знания не приходилось. Такого поворота даже я не ожидал. Возможно, Подсолнух, выпив коньяк, поймал бы кайф, а возможно, и... тютю. Я тут проконсультировался у знатоков, наркоманы в редких случаях курят жабью кожу. Говорят, гадость страшная, но глюки того стоят. И категорически не советуют принимать внутрь. Вроде были случаи, когда после приема жабьей кожи внутрь, то есть съев ее, засыпали и не просыпались. Но я перевернул все имеющиеся у меня материалы, а подтверждения этому не нашел. Но буду искать. Кстати, можете понюхать, коньяк имеет специфический неприятный запах. – Петрович налил в мензурку коньяку и протянул Степе, тот отшатнулся:

– Что-то не хочется нюхать.

– Мне тоже, – упредив предложение Петровича понюхать, отказалась Оксана.

– Ну и ну! – поразился Степа. – Выходит, хочешь поймать кайф – наклонись вниз и бери?

– А вот коньяк Башмаковых чистый. Мы не обнаружили дополнительных веществ в этом коньяке, поэтому апробировали его на крысах. Они просто опьянели и спят.

– И где логика? – пожал плечами Степа. – Почему нет яда в коньяке Башмаковых?

– Полагаю, преступник забыл напичкать ядом коньяк, предназначенный семейству Башмаковых, – сказал Петрович.

– А почему он пользуется разными отравляющими средствами, у вас нет предположения? – спросила Оксана. – Правда, зачем мудрить?

– Черт его знает, – озадачился Петрович, почесывая затылок. – Думаю, дело в его исследовательском интересе. Не понимаете? Ну он, например, хочет посмотреть, как разные яды действуют на человека. Не смотрите так удивленно, подобные случаи тоже имели место. В Великобритании в двадцатом веке жил один мальчуган... как же его... ах, да! Грэхем Янг! Вундеркинд по ядам! Представьте хорошенького мальчика из добропорядочной английской семьи, чистенького, аккуратного. А мальчик родился убийцей! Каково? Он имел дома лабораторию, ставил опыты на животных. А в четырнадцать лет отравил одноклассника, затем мачеху, отца и всех, кому удавалось подсыпать сурьмы. Ему было интересно наблюдать во всех подробностях за наступлением смерти от яда.

– Ужас! – передернула плечами Оксана. – Наш отравитель, выходит, ставит опыты на... не могу подобрать слово... наверное, на выживаемость?

– Любопытная мысль, – обрадовался Петрович. – Не зная точного воздействия того или иного яда, он как бы дает шанс выжить. В самом деле, не станет же жертва пить весь коньяк сразу! Выпьет немного, почувствует себя плохо, вызовет «Скорую»...

– А Галеев и Виолин сразу дуба дали, – по-милицейски прямо сказал Степа. – О, нам пора. Спасибо, Петрович.

– Вам бы книгу написать о ядах, – прощаясь с Петровичем, проговорила Оксана и направилась вслед за Степой.

– Давно созрел, – донеслось вдогонку. – Вот уйду на пенсию и накатаю трактат тома на три, а то и на четыре.

Оксана была «без колес», потому обрадовалась, когда Степа открыл дверцу милицейской машины:

– Отлично! Не терплю общественный транспорт. Интересно, в УВД за всеми оперативниками закреплена машина?

– Нет, за избранными, – пошутил Степа. – Толян, гони в театр. Мда, мне в какой-то момент показалось, что наш Петрович тронулся на ядах. А где твоя тачка?

– Мотор барахлит, – ответила она. – Позвонила бывшему, чтоб оказал спонсорскую помощь, мне же некогда. Сегодня ребенка в сад отвозила – сплошной кошмар. В трамвай не втиснешься, автобусы переполнены, от мужиков несет перегаром, тетки злые...

– Да, тяжелая у тебя житуха без колес, – согласился Степа, но иронично. – Лошадь заведи, она без мотора. Опять же сено не бензин, обойдется дешевле, и к мужу не придется обращаться.

– А мне, может, нравится доставать его, – буркнула Оксана под нос, глядя в окно. – Ты лучше скажи, почему наш отравитель не предоставил шанса выжить Ушаковым? Обоих уложил наповал.

– Не скажу, – нахмурился Степа. – Честно признаюсь: мозги мои канкан выплясывают.

– Что это значит?

– В голове одно мелькание из бутылок, трупов, свидетелей и подозреваемых одновременно. Теперь еще и мухоморы да жабы полезли в компанию. Ничего не понимаю. Кажется, я на себя много взял, думал, раз-два и в дамках. Лавры Пуаро не давали покоя.

– Не вздумай меня бросить, – погрозила пальцем Оксана.

– И не мечтай, – ухмыльнулся Степа. – Я, можно сказать, задет за живое. Чтоб мы с тобой не разгребли происки каких-то артистов? Такого быть не может.

– Уф, успокоил, – улыбнулась она. – Знаешь, Степан, у меня тоже голова кругом идет. В этом море информации утонуть можно. А тут начальство долдонит: «Четыре трупа за неполную неделю на одном объекте – абсурд. Приложите все силы, но чтобы больше ни одного трупа!» Это уже сегодня меня распекали с утра пораньше. Ух, была б моя воля, я бы загнала всех театральных деятелей в пыточную камеру и добивалась бы признания с помощью испанского сапога: кто из вас, господа, естествоиспытатель?