Коварство дамы треф

С этими словами он двинулся в глубь квартиры, на ходу зажигая свет. Мне не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним. Я захлопнула за собой входную дверь, помялась на пороге, скребя подошвой ботинок о грязную тряпку, очевидно, служившую в этом доме половиком. Совершенно неуместные действия в сложившейся ситуации, но я сделала это машинально. Оглядевшись по сторонам, можно было сразу понять, что за порядком в этом доме особенно никто не следит. В коридоре в глаза бросалось пыльное старое трюмо; на кухне, куда я заглянула следом, тоже была грязь. Вместо кухонного гарнитура там оказались просто стол и металлический рукомойник, на подоконнике стояли щербатые от сколов горшки с алоэ.

— Ма-арк! — продолжал звать между тем Антон. Теперь его голос звучал где-то в другом конце квартиры. — Марк! — крикнул он еще раз, а потом вдруг осекся.

Я тревожно встрепенулась:

— Что там у тебя? — и метнулась по длинному коридору.

Двери в ванную и спальню были распахнуты, и там горел свет, но никого не было. А Кронштадтский стоял как вкопанный на пороге в самую дальнюю комнату.

— Ты чего? — схватила я его за руку.

Бледный как мел, он смотрел прямо перед собой и только открывал и закрывал рот. Я проследила за его взглядом, невольно вскрикнула и сразу зажала рот руками. В просторной комнате, скупо обставленной старенькой мебелью, на диване ничком лежал мужчина. В том, что он мертв, сомнений не было: рука безвольно свисала на пол, одна нога была неестественно подвернута и разута, ботинок валялся рядом, а волосы на затылке почернели от запекшейся крови.

Я сглотнула, сделала несколько шагов вперед и остановилась над трупом. Это был какой-то дурной сон или мистика. Даже не глядя в лицо этого человека, я уже точно знала, кто он. Медленно я протянула вперед руку, перевернула мертвеца на спину и невольно отшатнулась. Да, это он: по-мальчишески круглое лицо, пухлые губы и круглые карие глаза… В остекленевших зрачках многократно отразились электрические лампочки люстры — в потолок смотрел невидящим взглядом Митька.

Несколько секунд я еще стояла над ним, не зная, что делать, но потом профессионализм все же взял верх. Быстрыми привычными движениями я осмотрела труп. Одна пуговица от пиджака оторвана, ссадины на запястьях, несколько кровоподтеков на шее — все говорило о том, что между жертвой и убийцей была драка. В карманах брюк я ничего не нашла, а в пиджаке обнаружилось портмоне. Вытаскивая его, вместе с ним я нечаянно выронила из кармана какой-то скомканный огрызок бумаги. В портмоне оказались несколько смятых купюр, визитка стоматологической клиники и права на имя Дмитрия Петровича Мартынова.

Я сунула кошелек обратно в карман и уже хотела застегнуть пиджак, но зацепилась взглядом за тот самый огрызок бумаги, который выпал из кармана и теперь валялся у меня под ногами. Я подняла его — это оказался чек. Поперек бледно отпечатанных букв был карандашом записан какой-то номер. Сообразить, что это за номер, я не успела: в следующую секунду по квартире разлилась оглушительная трель звонка, так что я чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности. Вздрогнул и Кронштадтский, и мы переглянулись.

— Что за чертовщина? — одними губами спросил он.

Кто-то снова надавил на звонок, а затем на входную дверь обрушились тяжелые удары:

— Полиция! Открывайте!

Ясно было одно: нужно срочно уносить отсюда ноги. Я машинально сунула смятый чек в карман своей куртки, и мы с Антоном заметались по квартире. Окна в зале и на кухне выходили во двор, где уже стоял полицейский «уазик» с вращающейся сине-красной мигалкой. А вот окна спальни… Я распахнула створки и даже перегнулась через подоконник, не веря в такое чудо. Какой-то нерадивый застройщик возвел рядом с домом блочную пятиэтажку, да так тесно, что, должно быть, окна смотрели одно в другое. А на высоте шестого этажа, куда судьба загнала теперь нас с Антоном, открывался вид на крышу.

— Прыгай первым! — отстранилась я от окна.

— Да ты чего? — обомлел Кронштадтский. — Я высоты боюсь…

Но в следующую секунду на входную дверь обрушился такой шквал ударов и хлипкое деревянное полотнище так жалобно затрещало, что он инстинктивно взметнулся на подоконник. Секунду еще колебался, а потом прыгнул — как будто шагнул вперед. В темноте послышался гулкий хлопок, тишина, а потом голос:

— Все в порядке! Прыгай!

Я балансировала на подоконнике, пытаясь прикрыть за собой окно, чтобы скорые на погоню полицейские не сразу поняли, куда исчезли ночные гости (а следы нашего присутствия они, конечно, обнаружат сразу). Кое-как я все-таки притворила створки, а потом пружинисто прыгнула в темноту и опустилась на мокрую шершавую крышу мягко, словно кошка.

— А теперь бежим! — шепнула я Антону, и мы понеслись.

Нужно было найти чердак или какой-то выход в подъезд. Но один чердак был заперт, и мы напрасно потратили драгоценные минуты на то, чтобы справиться с замком. На втором чердаке тоже висел амбарный засов. Несколько раз я оборачивалась и среди десятка окон искала те, за которыми сейчас метались по пустой квартире полицейские.