Коварство любви

— Должно быть, люди судачат о моем вчерашнем поведении, — скривившись, сказала Калли. — Хотела бы я лучше владеть собой.

— Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. То, что случилось вчера, лишь добавит нашей истории правдоподобия. Вы внезапно почувствовали себя плохо и поэтому покинули прием. Чтобы все поверили, нужно, чтобы вы продолжали изображать нездоровье по крайней мере неделю. Или две. Кто знает? Может быть, вам даже придется вернуться в деревню поправить здоровье.

Калли слабо улыбнулась:

— Мне нравится этот план, но не хотела бы, чтобы меня считали находящейся при смерти.

— Конечно же нет. Но на вас обрушится град вопросов. Тонко продуманную ложь иногда бывает очень сложно поддерживать. Возможно, достаточно будет притворяться недельку больной, а потом вам якобы станет немного лучше. Я, разумеется, буду настаивать, чтобы вы берегли себя и не переутомлялись, дабы избежать рецидива. — Франческа улыбнулась, отчего на щеках ее появились ямочки, глядя на которые нельзя было не улыбнуться в ответ.

— Ну хорошо, — сдалась Калли. — Вы меня убедили. Не стану утверждать, что, укрывшись от любопытных глаз, не почувствую громадного облегчения.

— Тогда решено, — кивнув, подытожила Франческа. — В течение нескольких последующих дней я буду одна наносить визиты — хотя и сокращу их до минимума, так как буду считать своим долгом ухаживать за вами. Иначе что же я за подруга?

Во второй половине дня Калли удалилась к себе в спальню с книгой, оставив Франческу одну принимать посетителей. Девушка объявила, что очень рада тому обстоятельству, что ей не придется снова изображать холодное спокойствие, которого в действительности она не ощущала. Наоборот, она совсем не была уверена, что ей и дальше удалось бы поддерживать этот образ.

Глаза у Калли все еще оставались покрасневшими и припухшими, потому что всю прошлую ночь она проплакала и очень мало спала. Утром она с изумлением подумала о том, как удивительно, что в ее организме еще остались слезы, и тем не менее ей снова пришлось утирать со щек соленые капли при виде платья, приготовленного для нее Белиндой, — это был тот самый наряд, в котором она впервые принимала Бромвеля в доме Франчески.

На протяжении двух последних недель она сильно тосковала по графу, но их встреча накануне вечером лишила ее последней надежды. Теперь она точно знала, что он никогда не станет частью ее жизни. Калли стояла на пороге большой любви, отчего потеря воспринималась стократ острее.

Или она все же влюбилась… в человека, который никогда не женится на ней.

Во второй половине следующего дня Франческа сидела за рабочим столом, недоумевая, как ей удалось столь легко оплатить свои счета в этом месяце, особенно принимая во внимание то обстоятельство, что они с Калли прекрасно питались и не экономили ни на свечах, ни на угле. Она подозревала, что это связано с агентом герцога, приходившим, чтобы обсудить с ее дворецким условия проживания у нее леди Каландры. Франческа не знала, удалось ли Фэнтону выжать из агента больше денег, чем требовалось, или герцог проинструктировал своего человека заплатить больше, поэтому не могла решить, на кого ей следует сердиться. От Фэнтона, невероятно замкнутого человека, нечего было и надеяться узнать правду.

Когда дворецкий вошел в комнату, она на мгновение решила, что мысли ее были услышаны, но Фэнтон лишь объявил о прибытии леди Пенкалли, которая сейчас ожидает хозяйку в большой гостиной. При этой новости все счета тут же вылетели у Франчески из головы.

Вне зависимости от того, сколько Франческе было лет или как долго она жила самостоятельно, в присутствии леди Оделии она неизменно чувствовала себя неопытной школьницей. Каким-то непостижимым образом пожилой даме удавалось заметить все возможные изъяны Франчески, стоило ей лишь навести на нее свой лорнет.

В голове Франчески промелькнула малодушная мысль о том, стоило ли им объявлять Калли больной. Несмотря на свой юный возраст, Каландра никогда не боялась своей двоюродной бабушки.

Прежде чем выйти из кабинета, Франческа посмотрела на себя в маленькое настенное зеркало, чтобы убедиться, что прическа ее в порядке, а на лице нет безобразных чернильных пятен. Направляясь в гостиную, она огладила рукой подол платья. Леди Пенкалли всегда наносила визиты в немыслимую рань, чтобы другие посетители не прерывали ее беседу с хозяйкой дома.

— Леди Оделия, — провозгласила она, войдя в гостиную. Ослепительно улыбнувшись, она сделала пожилой даме реверанс. — Как я рада вас видеть. Удивлена, однако, что вы до сих пор не уехали из города.

Неужели вы намереваетесь провести этот сезон в Лондоне?

— Здравствуй, Франческа. — Пожилая дама указала на место подле себя, словно именно она являлась хозяйкой дома. Как обычно, леди Оделия была облачена в платье, лет десять или пятнадцать как вышедшее из моды, а ее седые волосы были стянуты на затылке в высокий узел, украшенный перьями. — Присаживайся же, девочка, не заставляй меня вытягивать шею, чтобы смотреть на тебя.

Франческа сделала то, что ей велели, и леди Пенкалли продолжила: