Ковбой Мальборо, или Девушки 80-х

Это было так страшно, что сначала ей было трудно дышать, а потом жутко похолодели руки и ноги. Она не могла кричать, хотя родители спали в соседней комнате, верней на застекленной веранде, не могла их позвать, эта секунда все длилась и длилась, она с ужасом рассматривала в темноте знакомые предметы – шкаф, письменный стол, настенные старые часы, потом фантазия подсказала ей дальнейший ход событий – сначала комната освещается неярким утренним светом, потом начинается легкий шум на улице, потом входит мама, чтобы позвать ее на завтрак, и сначала она не понимает, а потом вдруг начинает видеть, что Нюша не дышит, потом мама трогает ее, потом кричит, потом сразу начинаются похороны, ее одевают в какое-то черное платье или коричневое, школьное, одевают, как куклу, потому что она уже не шевелится, и чтобы как-то остановить эти страшные картины, Нюша вдруг подумала, что это не может произойти, потому что Бог есть.

Бог есть. Да. Бог есть.

Эти два слова внезапно помогли ей справиться со страхом.

Она не спала почти до рассвета, думая о Боге.

Утром она встала и за завтраком рассказала об этом родителям.

Потом шаг за шагом они продвигались с мамой по этому пути, преодолевая то одно, то другое сложное препятствие. Сначала были просто разговоры о Боге, о том, почему в их семье не верят в Бога, нет, почему же, сказала мама, в нашей семье верят в Бога, но в церковь не ходят, так получилось, потом были разговоры о том, почему об этом нельзя говорить в школе, потом были разговоры о том, кто такие атеисты, «нет, это не те, кто не верит в Бога, это те, кто верит, что Бога нет, это просто такая вера, понимаешь?» – сказала мама. Потом были разговоры о том, можно ли верить в Бога, не читая Библию, потом появилась и сама Библия – крошечная карманная книга в зеленой коленкоровой обложке, которую баптисты раздают советским морякам при отплытии из иностранных портов, там были буквы на современном русском языке и замечательная почти прозрачная папиросная бумага – ее принесла мама и торжественно подарила на день рождения, Нюша такую легкую тонкую бумагу видела впервые, потом она много лет читала эту библию, по одной главе перед сном каждый день, думая над каждой строчкой, потом она научилась говорить об этом с папой, папа брал с полки художественные альбомы, открывал картины и разговаривал с ней о сюжетах, она не понимала, почему все эти люди, посещающие музеи, ничего об этих сюжетах не знают и вообще не понимают, кто тут изображен, папа в ответ на ее вопросы пожимал плечами и молча улыбался…

Одним словом, за прошедшие годы все сложные препятствия были постепенно преодолены.

Но в данном случае препятствие было очень большое. Оно было большим настолько, что Нюша потеряла самообладание и все же заплакала. Мама не хотела вести ее в церковь. Она боялась.

У них была домработница Оля, которая жила в коммуналке и приходила к ним два раза в неделю убираться и «помогать по хозяйству». Оля стирала, иногда ходила в магазин, сама она была из Рязани – это была простая женщина, но в то же время и «почти член семьи», так вот, Оля случайно узнала от мамы, что «Нюша хочет креститься» и поэтому плачет, она долго не могла взять в толк, в чем проблема и почему нельзя просто пойти в церковь и «все это сделать». Вот я же крещеная, сказала она, и что такого, меня мать крестила, а мою мать – ее мать. Пришлось маме пойти на кухню и сделать чай, мама аккуратно нарезала эклер и подала на стол, сели втроем, помолчали, случай был особый, нужно было наконец окончательно разобраться – ну как почему, сурово сказала мама, будут неприятности, у папы будут неприятности, у дедушки будут неприятности, он вообще у нас очень ответственный работник, без пяти минут союзный пенсионер, а вы в школе-то не говорите! – воскликнула Оля, зачем им знать, вот и все! – Оля, укоризненно сказала мама, ну ты-то взрослый человек, ну почему я тебе должна объяснять простые вещи: если человек приходит в церковь креститься, венчаться, его записывают, вот и все, отправляют его данные в милицию, в КГБ, я не знаю, куда там, но отправляют, это известные вещи, я сто раз ей говорила, она может ходить в церковь, и она ходит, но если она будет креститься, у папы будут неприятности, и у дедушки тоже, ну это же понятно, мы же не вчера родились, мы знаем, в какой стране живем, Оля потрясенно молчала, надо же, сказала она, а я ничего этого не знала, потом она вдруг шумно отхлебнула чай и радостно воскликнула: слушайте, а давайте мы покрестим ее у нас, в Рязани! У нас этого ничего нет, я точно знаю! У нас одни бабки в церковь ходят, там никого не переписывают. У нас это просто… Я там священника знаю, он точно не перепишет.

Нюша смотрела на маму, а мама – на нее.