Ковчег

Марина, наверное, больше была достойна руководить этим необычным проектом. Она буквально жила антиабортной деятельностью: участвовала во всех акциях, целыми днями собирала подписи, проповедовала в женской консультации. Но особенности психического устройства делали ее неспособной к руководящим должностям.

Она очень помогла мне с выбором фильма. Марина знала все короткометражные ролики и длинные документалки, связанные с нашей темой. Сама она настаивала на фильме «Безмолвный крик» – название, подходящее скорее для голливудского ужастика. Какой-то американский доктор комментирует видеосъемку аборта. Маленький человечек внутри плода, настоящий, живой, со всеми признаками самостоятельного существования. Вдруг на экране появляется игла хирургического инструмента – это укол, проникающий до самого плода. Ребенок чувствует приближение смертоносного жала, когда оно еще только начинает проникать в организм матери. Он теряет покой, начинает нервничать, двигаться, пытается что-то сделать, куда-то выскочить, а может просто достучаться до матери, разбудить в ней, в этом самом родном человеке, то неотъемлемое чувство каждой женщины, когда она носит под сердцем. Кажется, что малыш кричит, но ультразвуковой ролик, как раз звука и не передает. После иглы появляются другие орудия казни. Они разрывают маленького человечка на части, и он навсегда замолкает.

Я сам был потрясен, когда посмотрел это видео.

– Неужели врачи, делающие аборты, знают это все? Как могут люди этим всем заниматься? – спросил я Марину, когда фильм закончился.

– Просто это не люди, – неожиданно лаконично, жестко ответила она.

Но по здравому рассуждению и настоянию Вити было решено взять что-то менее шокирующее. Он нашел в интернете сорокаминутный фильм, демонстрировавшийся по одному из центральных каналов. Видео подходило и по времени и по картинке: ничего слишком страшного, частая смена кадров, захватывающая музыка, – в общем, при хорошем содержании привычная для клипового мышления подача материала.

Когда мы подъезжали к дому культуры, я начал немного нервничать. Мало того, что мы опаздывали из-за сборов Олега, у нас еще ни разу не было возможности опробовать оборудование. Теоретически все должно было работать хорошо, к тому же и Витя был опытным техником, но никто из нас не нашел времени, чтобы проверить работает ли экран, и какое изображение дает проектор.

– Блин, уже на двадцать минут опаздываем, – нервничал я.

– Ладно, – спокойным тоном протянул Дима, – представь, как Олег с Пыловой опоздали. У них концерт начинается тоже в семь, а им до Дальнего Константинова еще полчаса ехать.

Да, Олег и опоздание были словами-синонимами. Те, кому часто приходилось с ним работать, знали его маниакальную страсть перекладывать вещи, готовиться к чему-то в последний момент, отчего все мероприятия задерживались в лучшем случае на час.

– Тоже верно, – примирительно сказал я, – Пылова должна сейчас нервничать больше. Первый концерт, и такая задержка.

– Ну, за две недели ей придется привыкнуть к опозданиям.

Мы с Димой засмеялись на весь салон. На заднем сидении проснулся Витя и чуть от неожиданности не свалился на пол. Марина и ее друзья тоже стряхнули остатки неглубокого дорожного сна.

– Что, приехали уже? – спросила сзади Марина.

– Да, – как обычно громко возгласил Дима, – прошу, господа, с вещами на выход.

Наша Газель остановилась около желтого одноэтажного здания. Когда мы подошли к двери, то увидели, что она заперта на большой старый амбарный замок. Около нас тут же появилась лет пятидесяти женщина, крупная, суетливая.

– Вы фильм показывать? – осведомилась она.

Получив утвердительный ответ, она быстро пошла в сторону магазина, стоявшего тут же на площади перед ДК, и через минуту вернулась с большой связкой ключей.

Перед дверями, ожидая обещанного показа, стояли дюжины полторы женщин разных лет. В основном среднего возраста, но были и старушки. Многие пришли с детьми, так что среди наших зрителей оказалось еще четверо или пятеро малышей от восьми до двенадцати.

Я, конечно, не ожидал аншлага, но никак не думал, что нам не удастся собрать и двадцати человек.

– Это все, никто не должен еще подойти? – спросил я у одной из стоявших тут женщин.

– Да вроде бы все, – ответила она.

– А давали у вас в совхозе какие-нибудь объявления о фильме? Кто-нибудь сообщал, что мы приедем?

– Да, вчера всем сказали.

Мы стали выгружаться, спеша и нервничая. Было ужасное чувство неловкости оттого, что людям пришлось ждать. Пришедшие женщины, казалось, не проявляли к нам никакого интереса. Они спокойно, не задавая никаких вопросов, ничего не обсуждая между собою, стояли около ДК и смотрели, как мы суетимся, достаем оборудование, спорим. Когда все было готово к показу и им сказали, что можно войти, они также равнодушно, без волнения и нетерпения, прошли в зал.