Ковчег

Треснула короткая очередь, слегка приглушенная стеной и расстоянием. Брызнула осколками стеклянная витрина. Пушкин вздрогнул. Любопытство на его лице сменилось крайним удивлением. Он перевел взгляд на стремительно расползающееся по животу алое пятно. Сделал неверный шаг и все так же, не издав ни звука, повалился ничком на пол. Лязгнул автомат. Майка на спине покраснела мгновенно. По полу стремительно побежал алый ручеек. Пули прошли навылет, и кровь теперь хлестала фонтаном.

Окно, буквально взорвавшись, разлетелось на сотни осколков. На противоположной стене с шуршанием лопнула известка. Я почувствовал резкие уколы в ладонь и скулу. Сан Саныч с ревом рухнул на пол. Я нырнул следом, подминая под себя мальчишку. Сзади с хрустящим звоном сложилась пробитая пулей витрина.

— Это стреляют так? — с детской непосредственно спросил Ваня.

— Не вставай! — шикнул я. — Ни в коем случае. Что бы ни случилось, не вставай!

— Не буду, — шепотом пообещал Ваня. Испуг наполнял его взгляд поровну с любопытством. — А дядю застрелили, да?

Я резко обернулся. Пушкин лежал в луже собственной крови. Не было нужды проверять пульс, все было ясно и так. Стволы у тех, кто на нас напал, очень даже рабочие.

Сан Саныч скорчился под разбитым окном и, чертыхаясь, снимал с предохранителя двустволку. Рубаха на его левом плече начала краснеть, по шее змеился алый ручеек.

— Нормально, — процедил охранник в ответ на мой незаданный вопрос. — Дробь. Царапнуло.

Вербовски с «гюрзой» в руке присел слева от распахнутой двери.

— Я в порядке, — негромко произнес из-за прилавка Игорь. — Дверь закройте.

— Выходите! — раздался окрик с улицы. — Мы вас не тронем. Оружие, одежда, велосипеды — всё наше! Вы идите. Мальчишку можете взять с собой.

Незнакомец говорил с едва заметным акцентом. Голос показался мне смутно знакомым. Вербовски, не показываясь в дверном проеме, схватил Пушкина за руку и потянул. Тот весил немало. Эдику пришлось напрячься, и понемногу, оставляя на полу широкую красную полосу, удалось полностью втащить тело внутрь. Хлопнула дверь. Эдик с трудом перевернул Пушкина на спину. Круглые, широко распахнутые глаза бессмысленно таращились в потолок.

— Коля, держи. — Вербовски толкнул в мою сторону пистолет. — Предохранитель снят. Наводишь, стреляешь.

Сам он не без труда стянул с убитого автомат.

— Зачем дверь закрыли? — снова раздался голос снаружи. — Дурака не валяйте. Оружие в окно выкиньте. Всех отпущу, обещаю.

— Дай подумать! — крикнул я в ответ.

— Думай быстро, — бодро отозвался незнакомец. — Минута есть.

Я огляделся. Аптека размешалась в небольшом помещении — входная дверь, широкое разбитое окно, прилавок, стеллажи… и еще одна дверь в углу.

— Вань? — тихо позвал я, — ты ту дверь открывал?

— Открывал, — честно ответил он. — Там ведро и швабра. И халаты драные висят.

Подсобка. Я мысленно выругался. Значит, выход один: через дверь на крыльцо, которое как на ладони. В том, что наш противник хороший стрелок и при попытке побега не промахнется, мы уже убедились.

Ловушка, обыкновенная ловушка. Циничная и такая простая. Запереть плачущего ребенка как приманку, подбросить коробку на крыльцо, чтобы привлечь внимание… Вероятно, одиночку они повязали бы без стрельбы. Но наша группа оказалось слишком большой и хорошо вооруженной, чтобы ввязываться в открытый бой. Они подождали, пока мы зайдем внутрь, и ударили в спину. Холодный, расчетливый ход. Мы заперты в клетке, из которой только один выход. Мы не знаем, где наши противники, сколько их и как они вооружены.

Ясно одно — у них редкий в нашем мире козырь: рабочие стволы.

За прилавком раздалось шуршание. Игорь, как ящерица, заскользил под прикрытием стеллажей.

— Что будем делать? — сипло спросил я.

— Ничего, — хладнокровно ответил Вербовски. — Подождем.

Словно в ответ на его слова с улицы вновь донесся голос:

— Прошло время. Зачем тянете? Бросайте оружие в окно и выходите.

Никто не ответил. Снова зашуршал Игорь. Я наконец увидел его сквозь уцелевший прозрачный стеллаж. Он посмотрел на выбоину в стене, потом куда-то вверх сквозь разбитое окно. Отполз назад и, не вставая, прильнул к оптическому прицелу.

Я тоже времени не терял. Пока бандит распинался, встал на четвереньки и оттащил мальчишку в угол. Это место снаружи не простреливалось, хоть откуда лупи.

— Сиди здесь, — строго наказал я и, выпрямившись, подкрался к разбитому окну.

Улица слева была пуста. Блестели на солнце велосипедные рамы. Выглянуть я не решился, но и отсюда крыльцо просматриваюсь неплохо. Эдик, особо не высовываясь, сквозь дверное стекло следил за подходом справа. Пат. Нам не выйти, но и им не подойти. Нашу позицию и спецназу было бы непросто брать. Нужны либо орудия, чтобы разнести аптеку в клочья, либо гранаты, дымовые шашки, бронежилеты и снайперы прикрытия для штурмового отряда. Без них атаковать в лоб — самоубийство. А мы можем дождаться ночи и тогда, в темноте…

— Долго думаете, — снова крикнул незнакомец. — Я сделаю, чтобы вы думали быстрее.

Мы с Эдиком переглянулись. Я снова посмотрел на улицу — слева пусто. Вербовски тоже чуть высунулся из укрытия… И выругался.