Ковчег 47 Либра

— Вроде того. Как удваивается ДНК хромосомы при делении клетки? Вдоль нити ДНК едет так называемая полимераза — формально белковая молекула, а по сути целый механизм — и строит точно такую же нить. Так вот, этот механизм не может воспроизводить ДНК с самого конца — ему нужен кусок, чтобы «встать на рельсы», и этот кусок не воспроизводится. Копия получается короче оригинала. Природа обходит эту проблему с помощью лишнего концевого куска ДНК, который не содержит информации и служит рельсами для полимеразы. Эти рельсы называются «теломерами». Естественно, при каждом делении клетки теломеры укорачиваются. Но тут как раз и вступает теломераза — тоже белковая молекула, а по сути — механизм. Она и достраивает теломеры до первоначальной длины. Теперь понятно, что будет, если теломераза не работает?

— Понятно, — ответил Крис. — Катастрофа, когда теломеры съедаются до нуля. А почему именно шесть поколений? Почему есть разброс — у кого-то бесплодие наступает на шестом поколении, у кого-то аж на четвертом?

— Почему шесть, как раз понятно — типичная длина теломеров рассчитана где-то на 60–70 делений, если их не восстанавливать. При смене поколений женские яйцеклетки делятся 13–14 раз. Шестое поколение — это 5 смен, начиная от земных эмбрионов с нормальными теломерами. Вот они как раз и съедаются — у кого-то чуть раньше, у кого-то попозже, поскольку начальная длина имеет разброс. А если бы теломераза не работала у мужчин, было бы куда хуже — у нас происходит куда больше делений половых клеток. Теломеры бы съелись за одно поколение. Впрочем, и так хуже некуда, и можно ли исправить — вопрос.

— Что же могло произойти, что теломераза перестала работать? Облучение при перелете? — предположил Рубен.

— Облучение бы выбило теломеразу у части эмбрионов. Останься хоть несколько неповрежденных — они бы дали седьмое и следующие поколения. А потом и все здоровое человечество. Вряд ли могла быть тотальная порча лишь одного механизма. В остальном-то люди рождаются нормальными.

— Магнитное поле? Они же тысячи лет были в поле 10 тесла.

— А что поле? Молекулам, когда они просто лежат не взаимодействуя, от него ни холодно ни жарко, тем более при низкой температуре. Я боюсь, тут совершенно другой эффект. Дело не в мутациях. Хуже.

— Что может быть хуже? — спросил Рубен.

— Человек — это не только человек. Это симбиоз огромного числа организмов. В каждом из нас по полтора килограмма бактерий, без которых мы бы не смогли переваривать пищу и жить. Кроме этого в каждом из нас функционирует куча вирусов — в том числе и необходимых, хотя их роль мы понимаем хуже. Вы знаете, что кроме эмбрионов, Ковчег привез запас человеческого дерьма и прочих продуктов жизнедеятельности. Там была вся необходимая кишечная флора, но где гарантия, что какие-то необходимые — например вирусы, живущие в теле человека, — не были забыты на Земле? В эмбрионы они по каким-то причинам могли и не попасть. Боюсь, если это так, проблема безнадежна. Но я пока не уверен, что это именно так.

— Стойте, а кроме человека есть другие виды, столкнувшиеся с той же проблемой?

— Та-а-ак… У нас же все человекообразные обезьяны вымерли… У них же поколения быстрей сменяются… Думали, проблема интродукции, и рукой махнули. Похоже, со всем нашим семейством такая напасть.

— Я читал, что совершенно загадочным образом вымерли гиены.

— А хоть кто-нибудь из семейства виверровых у нас живет? Мангусты, генеты?

— Мангустов, кажется, нет, хотя они наверняка были в базовом пакете. Про остальных не знаю.

— Как будто напасть косит целые семейства. Это, пожалуй, подтверждает мысль, что проблема в недостающих организмах.

— Предположим, мы обречены, — продолжил Крис. — Но все обречены, солнце погаснет и так далее. Вопрос в сроках. У меня такой вопрос: сколько в Инкубаторе осталось эмбрионов? Это к тебе, Рубен.

— Примерно пять тысяч шестьсот.

— Сколько они еще могут храниться?

— Да хоть десять тысяч лет, если все держать в порядке.

— Так, со сперматозоидами никогда не было проблем и не будет. А как с яйцеклетками? Сколько их может произвести одна женщина?

— У женщины от рождения десяток тысяч незрелых яйцеклеток, но созревают сотни. Где-то в среднем триста овуляций за жизнь, как правило, созревает одна за овуляцию.

— Так, а можно из этих трехсот получить сотню потомков — по большей части через ЭКО?

— Теоретически можно, только где ты столько суррогатных матерей возьмешь?

— Как где? Если каждое поколение в сто раз больше предыдущего, то последнее, бесплодное, превысит все остальные по численности в сто раз. Женщинам этого поколения сам бог велел стать суррогатными матерями. Теперь смотрите. Если фактор размножения — сотня, число фертильных поколений — четыре с половиной, то от каждого инкубаторского эмбриона можно получить десять в девятой потомков. Миллиард! Рубен, понимаешь, почему миллиард?

— Ну, не надо меня уж совсем за дурака считать — сто в степени четыре с половиной — десять в девятой.