Ковчег 47 Либра

Сомнений не было и первые два десятка лет, когда казалось, что дело стоит на месте. Алекс с товарищами тянули, как могли, но иногда впадали в отчаяние. На самом деле это был неизбежный латентный период — мне со стороны было видней, как проект обрастает такими же светящимися людьми, как меняется общая атмосфера и отношение мира к Ковчегу. Изменился и мир, явно к лучшему, причем не без влияния проекта. Даже бизнес с личным ангелом захирел, что совсем меня не расстроило, тем более, что я от него избавился задолго до того. Дело пошло так мощно, что возникла надежда дожить до запуска. Но это уже слишком. Так не бывает. Не бывает и долгого золотого века — я еще несколько лет назад почувствовал первые признаки депрессии, этакой гнили, развивающейся в головах. Я обращаюсь к тем, кто на пару поколений моложе меня: если вас накроют темные времена, станьте хранителями огня! Того огня, который сопутствовал Ковчегу.

Алекс, мир его праху, тоже не имел шансов дожить до запуска. Но он дожил до момента, когда стало совершенно ясно, что проект уже состоялся — его ничто не сможет остановить. Мы встречались с ним год назад и говорили как раз на эту тему. Жизнь состоялась, сказал он. Я ответил: моя тоже. За это и выпили.

Меня сейчас нет с вами, я немного вам завидую и уверен, что каждый из тех, кто посвятил себя Ковчегу, вернувшись домой, имеет право выпить за то, что жизнь состоялась. Вот собственно и все, что я хотел сказать.

Пол Дорс еще полминуты молча смотрел с облаков. Ветераны вынесли свой вердикт. Аплодисменты на открытом продуваемом пространстве не могут быть громовыми или бурными. Просто ровный объемный шум, заполняющий трибуны и поле, слышимый за несколько километров.

Последним выступил научный руководитель Ковчега Билл Пак. Его речь была самой короткой.

— Вот и закончено дело, которому многие из присутствующих, включая меня, посвятили всю сознательную жизнь. Нам может быть немного не по себе от того, что наше детище уходит во тьму и мы не увидим результата. Но это не совсем так. Да, мы не увидим результата, но он известен: будет новый живой мир, новый шанс для жизни и эволюции. Если наши знания, наш опыт, наша наука чего-то стоят — все сработает. Гарантия этому — труд и талант, вложенные в Ковчег в таком объеме, что он сам стал одушевленным. Не надо беспокоиться за судьбу Ковчега — не во тьму он уходит, а к своему назначению, ясному как день.