Ковчег для варга (СИ)

МЕЛОНИ ДРАККАНТ Утро самое что ни на есть паскудное. За ночь похолодало до того, что округу выбелило снегом, а с утра он подтаял — получите образцовую зиму в окрестностях Вейгорда. Вечно припрется, когда ее не ждут, а потом уходит с таким видом, будто и не приходила. Ругаю зиму, в вир ее, скотину, и перевожу единорогов из открытых вольеров в закрытые, меняю подстилку у южных гарпий-неженок, смотрю — не опали ли иглы у волков-игольчатников, а то они от внезапного холода могут и скинуть. У хищников не хватает мяса: тупицы-вольерные забыли нарубить. Костерю их и обещаю пустить алапардов на вольную охоту — прямиком за оболтусами. Вызовов нет. Больные пурры и не думают выздоравливать — что там себе думает Конфетка с ее зельями? Приходится еще и к ней идти — выслушивать кучу приторной чуши типа «Ах, сладенькая, они взяли слишком много боли, ты же знаешь, как это бывает». Еще и Грызи ко всему куда-то рванула — то ли за каким-то новым варгом, то ли все-таки пришел вызов, непонятно. А без нее говорить с Конфеткой — это нужно какого-то успокоительного обпиться. Ну, или быть Пухликом, он с ней как-то ладит. Только вот Пухлик с дочуркой отправились куда-то там за запад выморков истреблять — второй день как нет, и спасибочки. Вышибаю-таки из Конфетки снадобье, пою пурр — они толкаются и воркуют под руками, поблескивают глазками и малость распушаются, но до здорового вида (шар из меха, глаза в середине) им далековато. Иду дальше. Куча беременных, истощенных, пострадавших от холодов и зимней охоты; алапардиха Селинда на сносях и потому нервничает; грифону Задире пора дать лекарство. С земляной кошкой, которую привезли четыре дня назад, улучшений нет: зарылась под землю, видны только кончики огненных ушей, да еще шипение слышно — дичится, дурашка. Объясняю ей вновь и вновь, что не обижу — терпеливо и ласково. Потом еще заявляются ученички-варги. Из последних, которых Грызи приволокла за полгода после возвращения. Святая цель их жизни — раздражать меня: блеют, что Зануда направил, потому что «Гриз ведь нет в питомнике, и значит, вы могли бы рассказать нам о повадках»… Нашли дуру языком молоть. Эти, к тому же, еще не слушают: Курица и Хихикалка шепотом обсуждают, что Зануда «был бы очень симпатичным, если б не его женушка». Блонди обхмыкивает свысока и бросает: «Ну, здесь есть и получше», — ясное дело, имеет в виду Синеглазку, который уже полгода как пропадает в лесах на рейдах и этим мне доставляет невообразимое наслаждение. Парни заняты тем, как ущипнуть девах, подмигнуть Аманде, свалить с занятий. Было б нормально, если бы они весь этот балаган не устраивали, когда рядом — маг с Даром Следопыта. По моей личной шкале тупости — семь рыбьих мозгов из десяти. Худо-бедно слушают трое, но Дятел вовсю показывает, что не зря я его так назвала:  — А правда ли, что феникса не убить? А правда ли, что из пепла возрождается та же птица? Но разве феникс поддается дрессировке? Не опасно ли подходить к паре фениксов в брачный период? От тупых вопросов я зверею окончательно. От этого — и от того, как будущие варги посматривают на фениксов и других подопечных. С любопытством и без участия, а где-то — с брезгливостью: «Фи, у яприля гнойная рана!» Черт знает, как Грызи собирается их научить любви к живому, мне так кажется — в них ее ни на грош. Потому отделываюсь от ученичков и решаю, что с меня хватит. Делаю последний обход, потом ныряю в открытую часть питомника. Проверяю следы и тропы — только наши дежурные, никаких дурных браконьеров. И влезаю на дуб, к своему верному гнездовью. Несколько досок, куча связанных между собой ветвей, одеяла — вот тебе и норка. Можно посидеть, почитать, подумать. Ничего что холодно — главное не достанут. В самом поместье тоже есть много укромных уголков, но там-то могут и достать, особенно Пухлик. Ну, и конечно, не успеваю я заточить верный атархэ — славный охотничий ножичек — как меня настигает сволочуга-судьба.  — Тебе письмо, — говорит судьба, засовывая в мой шалаш льняную головенку. В устах Мелкой звучит не так паскудно… но все равно паскудно. Потому что утро еще даже закончиться не успело. Потому что за шиворот капает. И потому что мне не пишут. Вроде как, некому. Тетушка-то уж несколько лет как схоронила драгоценного супруга и по такому поводу ударилась в глубокий маразм.  — Водная почта?  — Не. Жутко важный курьер, весь в какой-то… ливрее, что ли. Усы — во! Шапка — во! Все настаивал — чтобы передать лично в руки госпоже. На «госпоже» малышка Йолла чуть со смеху с дерева не падает. Мне ржать как-то не хочется: знаю я эту братию, среди которой меня так называют. Ни одного стоящего среди них сроду не было.  — Мурену в глотку, — бормочу под нос. — Ну?  — …и Десмонд объявил тебя в розыск, кажется. Зануду хлебом не корми — дай кого-нибудь объявить в розыск. Все не забудет своих законнических привычек. Представляю, какую суету он там учинил.  — Зверей переполошили, небось?  — Н-неа. Я не дала. Объяснила, что алапардам и альфинам мяса мало перепало, и вообще, сказала, что они у нас в честь холода нервные. И сразу тебя искать, а то Десмонд — он сгоряча может вызвать Гроски и Кани, а тогда уже… Вот из кого вышел бы варг на заглядение, Следопыт лучше многих, отменный законник, да и целитель неплохой. Иногда мне кажется, что если бы Мелкая малость подучилась — она бы к пятнадцати годам могла рулить питомником наравне с Гриз. Только вот Йолла в свои тринадцать — «пустой элемент». Ноль в магии. Тот булыжник, что распределяет Дары — чертовски несправедливая штука, давно замечено.  — …ну, и этот курьер, конечно, упирался, но Десмонд, видно, показался ему внушающим доверие, так что он согласился передать ему письмо. Вот, я сказала, что отдам. Здоровенный такой конверт из плотной бумаги с вензелями. Осточертевший герб Драккантов: дракон, блюющий другим драконом (ну, или глотающий другого дракона, или извергающий его изо рта). Под ним — не менее осточертевший герб Венейгов: бьющий копытом единорог. Фамильная печать. Длиннющий титул Мелони — смотрительницы земель таких, и растаких, и вот еще вот этаких, и вон тех угодий, и той деревни тоже. Бумага насквозь провоняла благопристойностью и духами, и побиться могу, что там, внутри — что-то многослойное и завитушечное. Так оно и оказывается. Мелкая не мельтешит, пока я пробегаю взглядом это послание, полное карамели, соплей и вздохов. Когда я поджигаю письмо, а потом и конверт — тоже молчит. Всем бы такими понимающими быть. Физиономия у меня вряд ли самая располагающая. На ней, надо думать, хмурость и тяжкие раздумья.  — Надо кой-куда съездить, — говорю я наконец, вставая. — Метнусь через портал. Час или два, скорее всего. Если не получится срочно — к вечеру вернусь в любом случае. Пригляди там за земляной кошкой, она пугливая. За ранеными тоже присмотри, за Задирой особенно. Если вольерные опять с мясом начудят — разрешаю скормить парочку алапардам. Если кого нового привезут или что срочное — вызывайте через сквозник. Учеников к животным не пускай. Тербенно скажи — пусть не паникует, Гриз скоро должна вернуться. Куда иду — не говорю, а Йолла не спрашивает, только кивает. Из нее и распорядитель вышел бы очень даже неплохой.