Ковчег для варга (СИ)

— А она быстрая, — одобрительно говорит Эллет, когда фигура Гризельды Арделл стремительно тает среди золотисто-красных холмов. — Так она будет там через четверть часа, может, даже меньше… И опоздает, — прибавляет мысленно. Потому что к тому времени всё будет кончено. Гризельда Арделл приняла изначально неверное решение. Предсказуемо. Рин неспешно выходит из-за ограды — оттуда ему открывался отличный обзор на всё, что происходило перед лечебницей. Провожает задумчивым взглядом стремительно несущуюся прочь фигурку. — У этой сцены был какой-нибудь особенный смысл? — Ну, я хотела показать тебе, что она останется живой, — мягко отзывается Эллет. — Я уже говорила тебе: мне по большому счёту нет до нее дела… Но всё же хотелось убедиться, что она не вмешается. Если ты беспокоишься насчёт выморков — я могу направить пару ребят вслед за ней — слегка подсобить… — Подсобить — кому? — уточняет Рин Хард (игриво). — Честное слово, мне кажется, что за годы ты стал удивительно недоверчивым. — Ну, просто я столько раз видел судьбу тех, кто тебе доверял… — Но ты ведь не они, Рин. Они обмениваются нестрашными укусами, лёгкими уколами, пока идут через запущенный двор к ветхому зданию. У кустов во дворе такой вид, будто их не стригли лет сто, и у заросшей дорожки лежит чья-то брошенная игрушка — лупоглазый деревянный клоун. Кровь листьев мешается с золотом, течёт под ноги одной сплошной осенней рекой. Нэйш следует за ней — сплошное притворство, как будто расслаблен, как будто спокоен и как будто прежний, на самом деле — не здесь и не с ней. Призрак. — Дом с призраками, Эллет? Как мило. Не знал, что тебе нравится паутина и пыль. Стены — серые, все в пятнах сырости и мха, полуслепые окна осыпаются — будто дом решил прикрыть веки. Спрятать то, что в нём обосновалось. — Мне нравятся необычные места — так же, как и тебе. А это место… потрясающе необычное. Бывший приют душевнобольных. Не совсем такой, как лечебница в Исихо: там-то не сажают пациентов на цепи. Перекосившееся крыльцо, тёмный, очень узкий коридор: захочешь — не сбежишь. Потолок уходит в темноту, из которой слышны шорохи: страховка, конечно, следит. Железные кольца вмурованы в стену. Деревянные мостки, по которым приходится ступать, потому что на полу слишком много потёков жирной, чёрной грязи. — Не споткнись, тут грязно. Ты, может быть, хотел сказать, что цепи не удержат магов, особенно сумасшедших? Да, тут… довольно часто случались побеги. Кроме пары последних лет: сначала прекратились побеги, потом и охранники тоже начали себя странно вести… а потом, говорят местные, они все делись куда-то, никто так и не знает куда, но очень, очень немногие желают приближаться к этому проклятому месту в тёмные ночи. Говорят, в этих стенах до сих пор живут жалобы их истерзанных душ… Рин Хард с сомнением хмыкает. Он идёт неспешно: не соскользнуть с деревянных мостков. Проходит вслед за ней в холл — до смешного массивный, с шестью колоннами (одна полуосыпалась). Снизу вверх можно рассмотреть все три этажа — в холл выходят балконы (Эллет полагает, что приют умалишённых раньше был усадьбой какого-нибудь разорившегося аристократа). Поблёскивают светильники с желчью мантикоры — и им откликаются отсветы на металле. — Четверо, — говорит Рихард, пренебрежительно оглядывая посты её страховки. — Так мало? — Шестеро, Рин, и у половины из них — игрушки из Вольных Пустошей. Знаешь, те забавные штучки, которые стреляют кусками свинца и работают не при помощи магии или артефактов. Ты не испытывал на них свой защитный амулет? — Пока что не приходилось. Нэйш поднимает голову и задумчиво обозревает посты — наконец-то увидел пятого и шестого наемника в засадах. Безмятежен и безучастен — и хуже всего, он не притворяется, это действительно так. Потому что когда ты не здесь и не с теми — тебе поневоле будет наплевать на то, сколько смертоносных трубок с Вольных Пустошей наведено в твою сторону. А он ведь сейчас мыслями рядом с Арделл, которая едва ли преодолела даже половину пути. Скажи ему это — хмыкнет и приложит все усилия, чтобы ее разубедить. Тайны не очень-то любят, когда их выдают вслух. Ещё они любят темноту, правда? Она делает короткий жест — Ийор и остальные гасят светильники. Рин и она остаются почти в полной темноте — только далёкие отблески с мест, на которых засели ее мальчики. И почти в полной тишине — только их дыхание (романтично), да легкий-лёгкий шорох, как будто где-то наверху — сильный сквозняк… Время сюрпризов. Первый золотистый отблеск появляется стеснительно и неторопливо. Мелькает, исчезает, наливается силой — и проступает тончайшая, тоньше волоса золотая нить — прочёркивает темноту и остаётся, и к ней добавляется вторая, третья, тысячная… Колышущиеся живые нити ползут по стенам, обвиты бахромой вокруг колонны, покачиваются, будто от невинного ветерка — и распространяют завораживающий золотой свет, довольно яркий — настолько, что можно видеть лица. Рихард Нэйш задумчиво оглядывает холл, вышитый золотым сиянием. Наклоняет голову — изучает. — Псигидра. Надо же. — Здесь их называют — «лютая вытвань». Выдумщики. Это правда, что они сами по себе заводятся в местах, где люди испытывают мучения? — Нет. Просто это… благоприятная среда обитания. Для тех, кто питается болью. — И виртуозно умеет ее причинять. Знаешь, когда я… можно сказать, совершенно случайно… обнаружила здесь эту малышку… Пришлось узнать кое-что об этих милых созданиях. Ты знал, что они могут простираться на десятки миль и насчитывать до тридцати голов? Ну конечно, ты знал, ты же теперь варг. Но это же невообразимо: растут в земле, будто корни, во все стороны, подпитываются чужими страданиями… и сами их вызывают. А самое интересное — то, насколько у них разнообразные повадки. Некоторые, скажем, предпочитают охотиться напрямую — на каких-нибудь зазевавшихся рудокопов, которых привлек блеск золота. Оплетают кольцами и заставляют испытывать боль — и выпивают ее, и заставляют ее испытывать опять. Немного досадно, что приходится так много говорить — но кто же знал, что Арделл будет колебаться настолько мало. Время рассчитывалось с запасом, так что до срабатывания ловушки еще пара минут. Нужно продолжать — по второму сценарию. — А некоторым, вообрази, нравится питаться медленно, но верно: они становятся причиной болезни целых селений. Раскидывают кольца… напускают хвори, люди хиреют… Или вот — есть такие, которым больше нравятся не физические страдания, а душевные: тогда они порабощают умы, приносят ненависть, разлуки, слёзы, измены… Рихард Нэйш вскидывает брови, оглядывая вяло шевелящиеся, качающиеся вдоль стен золотистые нити. — Всегда уважал тебя за методичность. Сейчас псигидры крайне редки, так что… большой Архив Академии? — Там столько сведений, представляешь, — она взмахивает руками, будто хочет обнять архивариуса. На самом деле это сигнал ребятам: скоро, не расслабляться, держать под прицелом… — Например, о том, как с ней трудно справиться магией: почти каждый раз, как они появлялись, приходилось идти на такие ухищрения! Ещё там рассказывается о варгах, которые пытались соединиться разумом с этими милыми тварями. Когда Дар — это быть единым с кем-то… может быть очень опасно взывать к нему. Вдруг соединишься с кем-то, внутри кого — сплошная боль. Огромные запасы чужой боли и огромное желание ее причинять. Надеюсь, ты-то будешь осторожен. В любом случае, для нашего небольшого путешествия тебе не понадобится твой Дар Истинного, так что можешь позволить себе… просто для разнообразия… побыть наконец человеком. Все несуществующие боги, да когда же это кончится. Если Арделл на всех окружающих так влияет — ее стоит убить хотя бы даже за это. Ведь он же невыносимо скучен: она дала ему столько прекрасных возможностей — заговорить, остроумно отшутиться, а он отделывается этими блёклыми фразами, ничего не значащими догадками… И вот сейчас он просто стоит и ничего не предпринимает, руки опущены, почти расслаблен, и это почти добродушное выражение на лице (отвратительно). — И что дальше, Эллет? Ты собираешься заставить меня почувствовать боль? Поссориться с кем-то? Или заболеть простудой? Донельзя убогая версия, госпожа Арделл. Загадочная улыбка — в ответ (неужели ты думаешь, что я тебя разочарую?).