Ковчег Иоффа

По крайней мере, я не помню, чтобы в моем окружении кто-то что-то жевал, колол, капал или нюхал, не преследуя квазидуховную цель. Не помню и матерных небоскребов, которые тайно героизировались и романтизировались со времен СССР, два процента населения которого прошло через зону. Обсценная лексика открыто культивировалась во время приватизации и появления новой русской «элиты», не сильно отличавшейся от мотавших срок, – эх, олдскульные матерщинники, даром ауру свою дырявили. Хуй – нынче артефакт. Пизда – феномен. И обращения требуют соответственного.

Но сердцу юному нужно насилие. Иначе будет неочевидно, чем оно, это сердце, отличается от сердца животного. Наше же насилие было а-химсой, самым ненасильственным насилием из возможных. Мы потихоньку занимались трансом, НЛП, регрессивными техниками, связанными с воспоминаниями своих прошлых жизней, энергопостами, наращиванием невидимых тел и долбежкой в муладхару понравившейся прекрасной деве. Разумеется, камасутрой на практике. И вели священные электронные войны.

И что бы ни говорили критиканы про поколение с опущенной головой, мы куда разумнее в пользовании Сетью, чем может показаться. Например, давно табуировано пользование смарт-техникой на свидании. Да и закат обожжет нутро детей индиго куда глубже, нежели нутро того, кто не просмотрел миллион раз видео с гротескным и сверхкрасочным электронным дубликатом заката, от которого несет-таки серверной затхлостью.

И чем больше кругом миражей, чем выше вздымаются интерактивные фантасмагории, тем острее становится восприимчивость к истине, тем выше ценится то неуловимое и неустойчивое, что зовется Жизнью.

На этом я к ней и перейду.

Подобно открытым приложениям, активно сосущим энергию, в моей жизни были четыре сферы, находящиеся во взаимодействии и, по-видимому, составляющие квадрат, в который я был вписан, как мандала.

Итак, литература. Нет, это очень долго. Начну с другого бока.

В глухом лесу, недалеко от бывшего капища, я повстречал Веру. Нам было по двадцать. И со мной произошло то, что в примитивных обществах (находящихся ближе к иррациональной правде жизни) выражается в самых невозможных и сочных сочетаниях слов. Например, почувствовавший бешеное либидо мужчина скажет: «я сегодня – красный попугай», «поднявшийся из глубин носорог», «ревущий тигр»… Эти слова были применимы и ко мне. И честнее это животно-лирическое клокотание, которое меня охватило при виде Веры, не выразить.

Хардкор в моей душе заиграл вместе с Бахом, пока Вера, спрятав глаза за полями соломенной шляпы, вроде тех, в которых рисовали гребцов-лодочников импрессионисты, поправляла что-то у себя на талии. Она понравилась мне вся – от веснушчатой мочки уха до щиколотки, на которой блестел браслет из серых мини-клычков и клубничек, до ноготочков, на которых были нарисованы розовые черепки и наклеена черная надпись «Ом».

Потом шляпная ленточка, прикрывавшая лоб, упала на лопатки, и я увидел красивое и недовольное лицо. Прежде всего – большие золотые глаза. Внешние уголки их, устремленные вниз от природы, были так подведены стрелкой, что глаза напоминали взгляд золотой кошки Темминки. Ресницы девушки были оливковыми.

Я, конечно, видел цветные линзы, встречал не раз многокрасочную волосатость на разных участках тела (лобок, как оказалось, у Веры тоже был выкрашен, но об этом позже). Эксперименты с цветом не особо приветствовал, но в этот раз меня пробило.

Я смотрел на нее не отрываясь, пока девушка не сказала:

– Что-то надо?

– Да, – ответил я. – Хочу такие же золотые линзы.

– Чего?.. – поморщилась она.

И только тогда я заметил, что в золото глаза окрашивало солнце, а в тени они были светло-карими с легким желтым отливом.

Довольно скоро мы нашли общие, но достаточно светские темы. Одной из них был энергопост, ради которого мы отправились в ту лесную глушь, где на полянке вместе с другими людьми делали шарики, прокачивали потоки и сосредотачивались на чакрах.

Это была неделя выездного семинара Школы, которую основал наш, русский, математик-рериховец на волне популярности нью-эйдж[1] субкультуры.

На момент, когда я пришел в Школу, она имела ряд выгодных отличий от конкурентов: там не мыли мозги, не произносили имя Бога, не морализаторствовали, а учили только технике: развитие личности с учетом энергоинформационной структуры мирка.

Как и в настоящей игре (и как все же человек тоскует по чудесному!), там были уровни «героя» – ступени от первой до пятой. После четверки шли подуровни – 4.1, 4.2, 4.3. Пятерка была одна-единственная, и, в общем-то, это был уже недосягаемый уровень. Уровень «Архангел». Его можно было получить, только предъявив «вещественное» доказательство своей энергоинформационной продвинутости.