— Да, за те три лишних, что ваша дочь съела.
— Во-первых, — встала с места, — это моя сестра, во‐вторых, — подошла к нему, — вы не можете обвинять девочку в том, что она ест заслуженные призы, а в‐третьих, — ткнула пальцем ему в живот, — я отгадаю загадки за конфеты, потому что это изначальное правило игры, и менять его на ходу вы не можете.
Почтальон какое-то время молчал… И брякнул:
— Сколько ушей у паука?
— Ушей?
— Ушей!
— Сотни…
— А сколько ушей у трех мышей?
— Шесть, — ответила за меня Соня.
— Забирайте! — исступленно закричал Почтальон, впихнул мне в руки портфель и чуть ли не в слезах выбежал из зала с гневными криками. — Всем от меня нужны только очки и конфеты!
Тогда я плюхнула на сцену портфель, взяла Соню за руку, и мы попытались выйти из театра. Сзади нас кричали дети, вырывая друг у друга портфель с «Коровками». Когда мы с Соней подошли к выходу, нас догнала Лиса:
— Вы простите его. Хотел быть Царевичем, но ему роль не дали. Сказали, что Царевич должен быть в настоящих очках, а он отказался портить ими зрение, вот и взяли его на роль Почтальона. Не обижайтесь, он просто…
— Оскорбленный в душе Царевич, — улыбнулась я. — Спасибо за спектакль, не обижаемся. — Мы с сестрой вышли на улицу.
— Свобода, — выдохнула Соня.
У дверей ТЮЗа целовалась парочка. Сестра дернула меня за рукав:
— Вероник, там люди кусают друг друга.
— Они целуются.
— А почему так сильно?
— Ну, вот такая бешеная любовь.
Зашли в кафе «Му-Му», сделали заказ. Официант принес нам комплимент от заведения, который давали в это время дня, — плошку с конфетами «Коровка».
— Ты так и не попробовала, — Соня, смеясь, придвинула их мне.
Когда мы вернулись домой, на сайте театра появилось объявление: «Состав спектакля обновлен». На главную роль Царевича взяли нашего Почтальона. Ой, мужик… На что ты подписался?
— Сходим еще раз? Поздравим его. Отвоевал роль, — сказала Соня. — Закидаем его конфетами во время поклона.
Сидела в школе искусств, ждала сестру с занятия по фортепиано. Глаза потихоньку закрывались, а дома еще тесты егэшные решать… Вытягивала из себя сон по крупицам. Соня спустилась со второго этажа и подбежала ко мне, вытянув руки:
— Вероник, смотри! — У нее в руках был маленький ночник. — Мария Афанасьевна разбирала свое барахло и подарила мне это. Ну не круто ли? Оттуда свет — тю, фигурки — тыдынь! Загораются, освещаются!
А дома, пока Соня хвасталась пятеркой перед родителями, я тайком выключила свет в комнате и зажгла ночник. И так спокойно стало… Мне вдруг вспомнилось то, что так надолго забылось! В детстве я поймала момент того, что в этом мире не одна. Бог ли это… Или что-то сверху параллельно движется с моей жизнью. Это произошло, когда мы с мамой ехали в маршрутке из детского сада — у меня в руках была игрушечная заводная белка с пластмассовыми лапками. На прогулках, после тихого часа, у нее постоянно отлетали ножки, и я искала их по всей площадке. Ну и попросила Вселенную, сидя в маршрутке, сделать так, чтобы ножки у белки не отлетали. Подождала минутку и, дернув игрушечные лапки, поняла, что они не двигаются. Как прилипли к белке. С тех пор верю, что это что-то идет рядом со мной, протягивая руку: вперед!
Айвазовский, друг, дружочек, дружище… Гуляли с мамой по Третьяковке. Ноги болели, поясница. И тут — картина — на всю стену. Облака над морем. Штиль. Мама подошла к ней, и я встала вплотную к маме. Выдохнула:
— Нифига себе облака, — но тут же заметила, что это не мама моя, а другая женщина. Быстро сказала:
— Извините, — и убежала в другой зал. Нашла маму стоящей у голой женской статуи.
Мама сказала, что тоже меня с кем-то спутала. Обратилась к девушке, думая, что это я:
— Это твое тело. Вот прям твое. С тебя будто рисовали. Только попа не похожа, у тебя чуть объемней, а так — вылитая ты.
Девушка замерла, выслушав, а затем молча отошла к другой картине. В Третьяковку приходишь как к себе домой — знакомые лица и стены. Но в то же время Третьяковка — столкновение судеб, тел и мыслей. Вот как мы заключили с мамочкой, проходив по галерее восемь часов.
Так не хотелось идти в школу, так воротило и корежило… Пошли все эти ЕГЭ и одноклассники лесом, вот правда. Достали уже со своими репетициями полонеза. Не пойду на выпускной. А в Дрездене сейчас плюс двадцать… И люди там, наверное, поприятнее и подобрее. Прочитала в интернете статью о том, как поднять температуру, и съела несколько кусочков грифеля от карандаша — противный на вкус графит. Но тут у меня резко потеплело в желудке. Как будто там лампочку включили. Я очень удивилась.
И попыталась успокоиться. Легла на кровать, свернулась калачиком и подумала:
— О‐о-о, какая я дурында…