Читаем Ковчег Лит. Том 1 полностью

— Да, за те три лишних, что ваша дочь съела.

— Во-первых, — встала с места, — это моя сестра, во‐вторых, — подошла к нему, — вы не можете обвинять девочку в том, что она ест заслуженные призы, а в‐третьих, — ткнула пальцем ему в живот, — я отгадаю загадки за конфеты, потому что это изначальное правило игры, и менять его на ходу вы не можете.

Почтальон какое-то время молчал… И брякнул:

— Сколько ушей у паука?

— Ушей?

— Ушей!

— Сотни…

— А сколько ушей у трех мышей?

— Шесть, — ответила за меня Соня.

— Забирайте! — исступленно закричал Почтальон, впихнул мне в руки портфель и чуть ли не в слезах выбежал из зала с гневными криками. — Всем от меня нужны только очки и конфеты!

Тогда я плюхнула на сцену портфель, взяла Соню за руку, и мы попытались выйти из театра. Сзади нас кричали дети, вырывая друг у друга портфель с «Коровками». Когда мы с Соней подошли к выходу, нас догнала Лиса:

— Вы простите его. Хотел быть Царевичем, но ему роль не дали. Сказали, что Царевич должен быть в настоящих очках, а он отказался портить ими зрение, вот и взяли его на роль Почтальона. Не обижайтесь, он просто…

— Оскорбленный в душе Царевич, — улыбнулась я. — Спасибо за спектакль, не обижаемся. — Мы с сестрой вышли на улицу.

— Свобода, — выдохнула Соня.

У дверей ТЮЗа целовалась парочка. Сестра дернула меня за рукав:

— Вероник, там люди кусают друг друга.

— Они целуются.

— А почему так сильно?

— Ну, вот такая бешеная любовь.

Зашли в кафе «Му-Му», сделали заказ. Официант принес нам комплимент от заведения, который давали в это время дня, — плошку с конфетами «Коровка».

— Ты так и не попробовала, — Соня, смеясь, придвинула их мне.

Когда мы вернулись домой, на сайте театра появилось объявление: «Состав спектакля обновлен». На главную роль Царевича взяли нашего Почтальона. Ой, мужик… На что ты подписался?

— Сходим еще раз? Поздравим его. Отвоевал роль, — сказала Соня. — Закидаем его конфетами во время поклона.

Тридцатое октября

Сидела в школе искусств, ждала сестру с занятия по фортепиано. Глаза потихоньку закрывались, а дома еще тесты егэшные решать… Вытягивала из себя сон по крупицам. Соня спустилась со второго этажа и подбежала ко мне, вытянув руки:

— Вероник, смотри! — У нее в руках был маленький ночник. — Мария Афанасьевна разбирала свое барахло и подарила мне это. Ну не круто ли? Оттуда свет — тю, фигурки — тыдынь! Загораются, освещаются!

А дома, пока Соня хвасталась пятеркой перед родителями, я тайком выключила свет в комнате и зажгла ночник. И так спокойно стало… Мне вдруг вспомнилось то, что так надолго забылось! В детстве я поймала момент того, что в этом мире не одна. Бог ли это… Или что-то сверху параллельно движется с моей жизнью. Это произошло, когда мы с мамой ехали в маршрутке из детского сада — у меня в руках была игрушечная заводная белка с пластмассовыми лапками. На прогулках, после тихого часа, у нее постоянно отлетали ножки, и я искала их по всей площадке. Ну и попросила Вселенную, сидя в маршрутке, сделать так, чтобы ножки у белки не отлетали. Подождала минутку и, дернув игрушечные лапки, поняла, что они не двигаются. Как прилипли к белке. С тех пор верю, что это что-то идет рядом со мной, протягивая руку: вперед!

Первое ноября

Айвазовский, друг, дружочек, дружище… Гуляли с мамой по Третьяковке. Ноги болели, поясница. И тут — картина — на всю стену. Облака над морем. Штиль. Мама подошла к ней, и я встала вплотную к маме. Выдохнула:

— Нифига себе облака, — но тут же заметила, что это не мама моя, а другая женщина. Быстро сказала:

— Извините, — и убежала в другой зал. Нашла маму стоящей у голой женской статуи.

Мама сказала, что тоже меня с кем-то спутала. Обратилась к девушке, думая, что это я:

— Это твое тело. Вот прям твое. С тебя будто рисовали. Только попа не похожа, у тебя чуть объемней, а так — вылитая ты.

Девушка замерла, выслушав, а затем молча отошла к другой картине. В Третьяковку приходишь как к себе домой — знакомые лица и стены. Но в то же время Третьяковка — столкновение судеб, тел и мыслей. Вот как мы заключили с мамочкой, проходив по галерее восемь часов.

Пятнадцатое ноября

Так не хотелось идти в школу, так воротило и корежило… Пошли все эти ЕГЭ и одноклассники лесом, вот правда. Достали уже со своими репетициями полонеза. Не пойду на выпускной. А в Дрездене сейчас плюс двадцать… И люди там, наверное, поприятнее и подобрее. Прочитала в интернете статью о том, как поднять температуру, и съела несколько кусочков грифеля от карандаша — противный на вкус графит. Но тут у меня резко потеплело в желудке. Как будто там лампочку включили. Я очень удивилась.

И попыталась успокоиться. Легла на кровать, свернулась калачиком и подумала:

— О‐о-о, какая я дурында…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза