Читаем Ковчег Лит. Том 1 полностью

Пуговицы бушлата были начищены, лицо Рыбина источало преувеличенное радушие, которое, впрочем, не помогало скрыть следов вчерашних злоупотреблений. Глаза его, стесняясь, предательски бегали.

Крысин с Рыбиным приняли на борт пятерых пассажиров: полноватую женщину, двух мужчин средних лет, приезжих, и пару очень похожих на сестер местных девушек.

Рыбин, будучи капитаном, мотористом и матросом в одном лице, сам отдал концы и чинно проследовал в рубку. Тут же и отчалили, набирая скорость против набегающих волн.

Пассажиры, как обычно в начале пути, выстроились полукругом на носу и пристально всматривались в туманную пока даль, скрывавшую противоположный, высокий и скалистый байкальский берег.

— А вот когда тебе будет страшно? Что ты будешь делать? — продолжая начатый еще на берегу разговор, сказала-спросила Елена Павловна, улыбаясь всем своим круглым добрым лицом.

Симпатичные сестренки Крафт переглянулись и посмотрели на Степана Аркадьевича.

Поправив круглые очки и огладив короткую бороду, Степан Аркадьевич в ответ поинтересовался:

— Только мне?

— Ну… — задумалась Елена Павловна.

— Один — спрячусь…

— Кругобайкальская железная дорога, — воспользовавшись паузой, встрял в разговор Андрей Валентинович, лысоватый и явно самый умный, с печалью интеллекта во взгляде, и продолжил с интонацией электронного навигатора зачитывать с экрана айпада, — на самом сложном участке в восемьдесят пять километров от порта Байкал до Култука насчитывает тридцать девять туннелей, общей протяженностью восемь тысяч девятьсот девяносто четыре метра, и шестнадцать отдельно стоящих галерей, около четырехсот семидесяти водопропускных сооружений и виадуков, мостов, труб, порядка двухсот восьмидесяти комплексов подпорных стенок различного назначения…

— Допустим! — Елена Павловна смело вскинула глаза с длинными ресницами. — А если не один?

— На каждый километр дороги было истрачено около вагона взрывчатки, — завершил свой познавательный экскурс Андрей Валентинович, улыбнулся и недобро посмотрел на Степана Аркадьевича.

— Не один — спрячу, — Степан Аркадьевич чувствовал, что случайный разговор начинает приобретать оттенок двусмысленности. — Главное — чтоб глаза светились, — добавил он примирительно.

Сестры Крафт вновь переглянулись — уже не так коротко, более внимательно, и задержали взгляды друг на друге.

Вдалеке сквозь светлеющий туман впервые проявились каменные очертания другого берега.

Все замолчали.

Низкий ветер вскоре загнал их вниз, в каюту, освещенную двумя рядами иллюминаторов по бортам и одинокой лампочкой под потолком.

Величественный в тесноте каюты Крысин колдовал над кастрюлей с закипающей водой.

Его крупную голову, едва не упиравшуюся в потолок, венчал немыслимый темно-вишневый берет, всем откуда-то смутно знакомый.

— У Рембрандта была огромная коллекция одежды. Он любил в нее наряжаться сам и наряжать гостей, — сообщил Крысин, бросая в воду лавровый лист, горошки черного и белого перца и посыпая в кастрюлю одну за одной, неравными щепотками, разные травки. Запах по каюте витал влажно-пряный и немного наркотический.

Под столом стоял ящик водки.

В углу дерматинового дивана, застеленного поверх поролоновым ковриком, грудой лежала разноцветная одежда вперемешку с разнообразными головными уборами — впрочем, менее экзотическими, чем рембрандтовский берет Крысина.

— О! — сказал Андрей Валентинович и выбрал себе капитанскую фуражку с золотистым якорем.

Елена Павловна предпочла цветастую шаль с бахромой и тут же накинула ее себе на плечи.

Сестренки Крафт и так оказались в тельняшках — они просто скинули куртки и повязали друг другу шейные платки — красный и желтый. Что их теперь друг от друга хоть немного отличало, так как обе они были еще и в одинаковых джинсовых юбках и белых кроссовках на босу ногу.

Степан Аркадьевич, посмеиваясь, водрузил на голову кожаную ковбойскую шляпу, неравнодушным взглядом оценив приятные формы сестренок.

— Вуаля! — удовлетворенно произнес Крысин, оглядев команду. И тут же забросил в кастрюлю первую сотню пельменей из запаса, вылепленного собственноручно накануне.

— Помочь? — поинтересовалась Елена Павловна.

— Сейчас, — ответил Крысин, помешав пельмени шумовкой. — И сдвинем их разом, — добавил он, имея в виду граненые с ободком стаканы, кружком стоявшие в центре стола. — Сюда, сюда!

Степан Аркадьевич его понял и принялся переставлять стаканы, остальные ему помогли. Семь стаканов ровно выстроились по краю стола, словно перед началом неизвестной настольной игры. В первые три Крысин налил по четверти, в следующие три — по половине, а седьмой, достав вторую бутылку, наполнил до краев.

Пельмени быстро, справедливо и щедро были разложены по разновеликим эмалированным тарелкам.

— Соль-перец, кетчуп-майонез — на столе, — Крысин поднял стакан. Остальные разобрали свои: по верному ранжиру — женщинам по четверти, мужчинам — по половине. И лишь полный остался ближе к углу стола. — За Байкал-батюшку!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Адам и Эвелин
Адам и Эвелин

В романе, проникнутом вечными символами и аллюзиями, один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены, как историю… грехопадения.Портной Адам, застигнутый женой врасплох со своей заказчицей, вынужденно следует за обманутой супругой на Запад и отважно пересекает еще не поднятый «железный занавес». Однако за границей свободолюбивый Адам не приживается — там ему все кажется ненастоящим, иллюзорным, ярмарочно-шутовским…В проникнутом вечными символами романе один из виднейших писателей современной Германии рассказывает историю падения Берлинской стены как историю… грехопадения.Эта изысканно написанная история читается легко и быстро, несмотря на то что в ней множество тем и мотивов. «Адам и Эвелин» можно назвать безукоризненным романом.«Зюддойче цайтунг»

Инго Шульце

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза