Ковчег Лит. Том 1

«Без паники», — сказал он себе и, сделав шаг к штурвалу, положил ладони на его вытертые до блеска деревянные ручки.

С высоты капитанского места хорошо просматривался нос катера, где стояли пассажиры. Их возможные взгляды в сторону рубки перекрывала широкая спина Крысина, обеих же сестер Крафт он приобнял за плечи, не давая им возможности даже случайно обернуться.

Отсюда же было отчетливо видно и прямо-таки чувствовалось всем нутром, что катер идет прямо на стремнину Ангары.

Попробовав подать штурвал вправо — а по фильмам Степан Аркадьевич хорошо помнил, что штурвал надо крутить ровно в противоположную сторону от чаемого поворота, — он понял, что тот закреплен намертво. Обнаружились и две едва оструганные доски, похоже, от фруктового ящика, стоявшие враспор между нижними ручками штурвала и полом рубки.

«Экий находчивый», — мелькнуло по поводу Рыбина.

Степан Аркадьевич обернулся на него — тот оставался недвижим.

Он опустил ладонь на ручку газа.

— Не трожь, — раздалось позади. И его не грубо, но беспрекословно отстранили.

Рыбин, даже не помятый, спокойно занял свое капитанское место.

По молчаливому соглашению с ним Степан Аркадьевич позволил себе остаться в рубке.

Ангара осталась правее, но берег и причал порта Байкал надвигались с угрожающей быстротой.

Двигатель заработал тише, и катер заметно сбавил ход.

Спина Крысина выражала полное и расслабленное удовлетворение. И — Степан Аркадьевич почувствовал это вполне въяве — гордость за капитана, видимо, очередную. Похоже, подобный аттракцион с неуправляемым катером они с Рыбиным устраивали не в первый раз.

Проход к береговому причалу был довольно узким. Но Рыбин, еще лишь чуть сбавив обороты, вписался в него с нагловатым изяществом. Совсем застопорив машину, так, что катер остановился буквально в метре от бетонного волнореза, он дал задний ход и боком начал швартоваться. Двигатель чихнул и затих.

Катер сам, неторопливо и послушно, как хорошо обученный пес, аккуратно придвинулся правым бортом к причалу.

Рыбин спрыгнул на берег. Крысин бросил ему носовой конец. Рыбин тут же восьмерками накрутил его на причальный кнехт. Столь же ловко они разобрались и с кормовым. И тут же подали сходни.

Людей вокруг не было, и даже собак. Только справа от причала возвышалось новенькое здание из гофрированного металла, откуда раздавались размеренные ухающие звуки.

— Это заводик по розливу байкальской воды, — пояснил Крысин. — С глубины четырехсот метров качают.

— А народ-то где? — вальяжно поинтересовался Андрей Валентинович.

— Да там — автоматика, — закидывая за спину армейский рюкзак, отмахнулся в сторону заводика Крысин.

Степан хотел оставить свою ковбойскую шляпу на катере, но в последний момент его остановил Крысин:

— А шляпу-то лучше наденьте, Степан Аркадьевич!

Чем выше они поднимались на взгорок к поселку, тем становилось тише и тревожнее.

— И куда это впрямь все подевались? — простодушно изумилась Елена Павловна, кутаясь в шаль, хотя уже подступала полуденная жара.

— Занавеска, — сказала желтенькая сестренка Крафт.

— Что занавеска? — излишне резко обернулся на нее Андрей Валентинович.

— Шевелится, — добавила красненькая Крафт.

— Это — ветер, — негромко улыбнулся Степан Аркадьевич, но и ему стало не по себе. И впрямь, откуда в доме с закрытыми окнами ветер?

Все посмотрели на Крысина.

— Ничего-ничего, — ответил Крысин. — Тут и не такое бывает.

— Наверное, от жары все попрятались, — пробурчал Андрей Валентинович.

— Точно, у них сиеста, — язвительно согласился Степан Аркадьевич. И с размаху хлопнул себя по левому плечу: — Вот же гады!

Слепни атаковали внезапно и очень больно. Степану Аркадьевичу, в красной и уже пропотевшей на спине футболке, досталось особенно. Но едва они поднялись еще выше и оказались на центральной улице поселка, как исчезли и слепни.

Обычного деревенского вида дома по обе стороны улицы совсем не подавали признаков жизни, хотя и выглядели вполне ухоженными, а кое-где наличники, калитки и крыши были явно недавно покрашены: цвета преобладали голубые и зеленые.

Зато появились запахи. Щекотно-горький и густой пепельный, словно от растертых в ладонях еловых иголок пополам с банным чуть подсохшим веником.

Середина улицы, там, где обычно бывает бульвар, заросла изумрудно-серебристой полынью в человеческий рост и столь же высокими, но более раскидистыми и наглыми, с зазубренными семипалыми листьями кустами конопли.

Запахи раздували ноздри и заставляли ускорить шаги.

Молча прогулявшись по улице вверх, развернулись: внизу холодно пламенел под солнцем Байкал, левее у причала стоял их катер, справа громоздились каменные, бело-желтые кряжи, ближе к берегу оставляя узкое и плоское свободное пространство, откуда теперь брала начало железная дорога, совсем недалеко исчезая в темном зеве первого туннеля. Туда и направились, далеко друг от друга не разбредаясь.