Читаем Ковчег-Питер полностью

– Нет, Сергей Витальевич, в базе надо разбираться, по полной, с заводскими специалистами, – сказал Стеклову старший мичман Востриков, один из самых опытных его техников, когда тот спустился в гиропост, сдав вахту.

Сергей сам погрузился в чтение разложенной повсюду документации и развернутых схем. На все его вопросы Востриков отвечал короткими неободряющими репликами: «Пробовали…», «Делал…», «Проверял…». Вскоре Стеклову стало ясно, что как бы ему не хотелось, а доложить о неисправности придется.

Командирскую вахту в центральном посту нес старший помощник. Командиру корабля Сомов разрешил немного отдохнуть, подменив его перед выполнением упражнения, которое было запланировано на ночное время, и он убыл к себе в салон. Сам же адмирал сидел в центральном посту в командирском кресле, с закрытыми глазами, сложив руки на груди – обстановка позволяла уйти в транс. Мерно гудела работающая аппаратура и механизмы, время от времени из динамиков внутренней связи звучали короткие команды или чьи-то доклады – шел обычный рабочий процесс.

– Борис Григорьевич, – обратился Стеклов к старпому, войдя в центральный пост. Тот ответил вопросительным кивком – Навигационный комплекс вышел из строя, – сказал Стеклов негромко, но Сомов тут же открыл глаза и уставил требовательный взгляд в подбородок Стеклова.

– Что?!

– Навигационный комплекс вышел из строя, товарищ адмирал.

– Причина?

Стеклов объяснил причину, но адмирала понесло с места в карьер:

– Вы хотите сказать, что отработка элемента сорвана?!

– Разбираемся, товарищ адмирал. Просто это может несколько отсрочить начало выполнения упражнения.

Адмирал встал с кресла и, говоря по слогам, начал методично, в такт своим словам стучать Стеклову по лбу указательным пальцем, будто хотел напрямую затолкать свою речь ему в голову:

– Соберите в кучу остатки своих мозгов и почините комплекс! Иначе… – дальше последовал поток оскорблений и Стеклова, и всей его боевой части в целом, сдобренный крепким словом.

После нескольких таких тычков Сергей отвел руку адмирала и, возможно, сделал это более резко, чем следовало: со стороны это вполне могло показаться ударом. На эту дерзость Сомов ответил пощечиной, и Стеклов, поддавшись порыву возмущения, толкнул его в грудь так, что адмирал снова оказался в кресле, на котором царственно восседал несколько минут назад. Выпучив глаза от распиравшего его гнева, адмирал подскочил, занося сжатый кулак, но, не успев донести его до лица своего обидчика, получил короткий, хлесткий удар в правую скулу. Потеряв равновесие, Сомов неуклюже завалился на левое колено, а потом присел на палубу, словно бы располагаясь к пикнику.

Все случилось стремительно. Стеклова будто током ударило, когда он сообразил, что он только что сделал. И осознание это на несколько секунд парализовало его.

Сомов медленно встал и, дыша как разъяренный бык, прошипел в наступившей тишине:

– Ладно, щенок!..

И неизвестно, что последовало бы за этой угрозой, потому что в центральный пост, на ходу застегивая куртку, вбежал командир: какой-то расторопный подводник уже сообщил ему о случившемся. Сомов быстро вышел из центрального поста, а командир завел Стеклова в штурманскую рубку и в течение нескольких минут кричал на него так, как будто выступал перед огромным строем.

До конца похода адмирал почти не выходил из салона. Пищу принимал там же. Только перед заходом в базу поднялся на мостик и стоял на нем с командиром до самой швартовки, а после – сразу же сошел на пирс, даже не пожав ему руку.

Жизнь Стеклова разделилась на до и после. С момента возвращения корабля из похода его не покидало ощущение нависшего над ним карающего меча. Несмотря на то, что в базе о случившемся никто особенно не распространялся, уже через несколько дней он почувствовал, что уровень внимания к его скромной персоне явно возрос. Некоторые из его соратников смотрели на него как на известного артиста: слегка удивленно и восторженно; но большая часть, все же – как на приговоренного к казни, которой было не избежать. Он и сам понимал, что возникшее затишье – затишье перед самой настоящей бурей. И вот – лед тронулся…


…После подъема флага Алексей Астафьев, командир электронавигационной группы боевой части Стеклова, приняв дежурство, прибаутками проводил своего понурого начальника с лодки.

Сергей вышел на пирс и не спеша направился в штаб. Пирсы уже опустели, только верхние вахтенные одиноко маячили у трапов. Казалось, база дремлет. Но это была лишь видимость – в чреве грозных, неприступных черных лодок уже вовсю кипел рабочий день.

Изредка прозрачную весеннюю тишину нарушал звук далеких металлических ударов, звонких и резких.

Воображение начинало рисовать Стеклову сцены предстоящей беседы с командиром дивизии, который, в общем-то, редко бывал по-настоящему зол, и в основном по делу, – но в гневе его боялись. Случай же, виновником которого стал Стеклов, был явлением, выходящим из ряда вон, и Сергей готовился к худшему.

Перейти на страницу:

Все книги серии Ковчег (ИД Городец)

Наш принцип
Наш принцип

Сергей служит в Липецком ОМОНе. Наряду с другими подразделениями он отправляется в служебную командировку, в место ведения боевых действий — Чеченскую Республику. Вынося порой невозможное и теряя боевых товарищей, Сергей не лишается веры в незыблемые истины. Веры в свой принцип. Книга Александра Пономарева «Наш принцип» — не о войне, она — о человеке, который оказался там, где горит земля. О человеке, который навсегда останется человеком, несмотря ни на что. Настоящие, честные истории о солдатском и офицерском быте того времени. Эти истории заставляют смеяться и плакать, порой одновременно, проживать каждую служебную командировку, словно ты сам оказался там. Будто это ты едешь на броне БТРа или в кабине «Урала». Ты держишь круговую оборону. Но, как бы ни было тяжело и что бы ни случилось, главное — помнить одно: своих не бросают, это «Наш принцип».

Александр Анатольевич Пономарёв

Проза о войне / Книги о войне / Документальное
Ковчег-Питер
Ковчег-Питер

В сборник вошли произведения питерских авторов. В их прозе отчетливо чувствуется Санкт-Петербург. Набережные, заключенные в камень, холодные ветры, редкие солнечные дни, но такие, что, оказавшись однажды в Петергофе в погожий день, уже никогда не забудешь. Именно этот уникальный Питер проступает сквозь текст, даже когда речь идет о Литве, в случае с повестью Вадима Шамшурина «Переотражение». С нее и начинается «Ковчег Питер», герои произведений которого учатся, взрослеют, пытаются понять и принять себя и окружающий их мир. И если принятие себя – это только начало, то Пальчиков, герой одноименного произведения Анатолия Бузулукского, уже давно изучив себя вдоль и поперек, пробует принять мир таким, какой он есть.Пять авторов – пять повестей. И Питер не как место действия, а как единое пространство творческой мастерской. Стиль, интонация, взгляд у каждого автора свои. Но оставаясь верны каждый собственному пути, становятся невольными попутчиками, совпадая в векторе литературного творчества. Вадим Шамшурин представит своих героев из повести в рассказах «Переотражение», события в жизни которых совпадают до мелочей, словно они являются близнецами одной судьбы. Анна Смерчек расскажет о повести «Дважды два», в которой молодому человеку предстоит решить серьезные вопросы, взрослея и отделяя вымысел от реальности. Главный герой повести «Здравствуй, папа» Сергея Прудникова вдруг обнаруживает, что весь мир вокруг него распадается на осколки, прежние связующие нити рвутся, а отчуждённость во взаимодействии между людьми становится правилом.Александр Клочков в повести «Однажды взятый курс» показывает, как офицерское братство в современном мире отвоевывает место взаимоподержке, достоинству и чести. А Анатолий Бузулукский в повести «Пальчиков» вырисовывает своего героя в спокойном ритмечистом литературном стиле, чем-то неуловимо похожим на «Стоунера» американского писателя Джона Уильямса.

Александр Николаевич Клочков , Анатолий Бузулукский , Вадим Шамшурин , Коллектив авторов , Сергей Прудников

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне