Ковчег-Питер

– Ва-ня, – выговаривает он тихо по слогам.

– А тебе… сколько лет? – спрашиваю глупое.

Он растопыривает пальцы и пожимает плечами.

– Два года, – улыбаюсь. – Два! Сегодня исполнилось.

– Два. Сегодня, – повторяет он.

– А я – папа, – говорю шепотом.

Он вздрагивает.

– Слышал? Тебе про меня рассказывали?

Он утыкается глазами в пол.

Твой… Помнишь: «Здравствуй, папа!»?

Он говорит, глядя в сторону:

– Здравствуй…

Распахивается дверь. Врываются шум, крики.

– Вот он! – кричит Вера и подхватывает ребенка на руки.

Шум стихает… Оглядываюсь – вокруг улица, сумерки.

Навстречу катит машина – за рулем женщина.

Посреди дороги лужа, совсем небольшая, но глубокая, черная. Машина едет прямо на лужу, опрокидывается и, накренясь, медленно уходит под воду.

В салоне паника – женщина пытается открыть окно, судорожно вертит ручку стеклоподъемника. Рядом с ней в темноте копошится еще кто-то.

Как же так? – удивляюсь. Ведь можно выбраться, легко выбраться, нужно лишь отворить окошко, невозможно погибнуть так просто и глупо.

Я машу руками – «Крутите, крутите!»

Женщина смотрит на меня, кричит что-то, долбит кулаками в стекло. И сдается.

Машина погружается глубже, женщина остается сидеть на месте, в той же позе, бессильно дергая ручку.

Только в последний момент я, оцепеневший, преодолеваю притяжение, делаю рывок и иду к ним на помощь. Трачу, безумец, драгоценные секунды на то, чтобы застегнуть куртку, спрятать во внутренний карман телефон. Почему вообще стоял?!

Поздно! Лужа поглощает лицо женщины, стекло, крышу и того, кто рядом. Из-под воды идут пузыри…

Я бросаюсь за машиной в омут… И просыпаюсь.

Включаю свет. На часах – четыре утра.

За стеной, со стороны ванной, рыдает неутешно мальчишка.

Долгое время сижу на диване, перебирая подробности странного и страшного сна. Чувствую запах Веры. Чувствую недавнюю близость ее рядом.

22

Если бы я не поехал в Кызыл – так бы и пребывал в иллюзиях. Так и думал бы, что родители – вечно молодые, идут вперед. Так и верил бы, наивный, что есть дорогие сердцу места, куда я всегда могу прийти, которые ни за что не тронет время.

Для чего мне это знание, свалившее с ног? Лежащая неподвижно мать. Отец с растерянными глазами. Деревенский дом, ушедший под землю, истлевший до размеров ледяного подвала. Отчий дом, превратившийся в воронку с могильным духом. Молчащий Скобелев, сидящий под желтой лампой. Невидимый Сашка, к которому я больше никогда не зайду рано утром. Собаки, которые шли за тобой до самого твоего подъезда, которые скулили под бревнами. Горячие письма, которые чего-то ждут, которые можно только сжечь – иначе они будут нещадно лупить тебя по барабанным перепонкам.

Вчера позвонил отец.

– Ну как ты там?

– Болею.

– До сих пор?

– Уже лучше… Скобелева не видели?

– Мы его вообще не видим.

– Пап, там, в Жайме, куда мы с тобой заезжали, в деревенском доме живет мужик – Николай. Если поедешь в Успенку еще – может, заедешь, спросишь, посмотришь – жив он?

– Чего?

– Заедь.

– С наступающим тебя…

Мы не созванивались со Скобелевым после приезда – тяжело, не хочется. Мы не разговариваем с матерью – мы устали друг от друга. Я не пишу Вере – я боюсь.

Что произошло? Отчего все разорвалось. Отчего все поодиночке? Что-то осталось?! Я не понимаю.

23

Сегодня у меня день рождения.

На цифры не обращаю внимания, обращаю внимание на праздник. А он есть. Всегда. Даже сегодня.

Приближение его чувствую с ночи – как двенадцать пробьет. И хочешь не хочешь, в каком бы ни был настроении, что бы ни волновало, вдруг все заботы – как крошки со стола в сторону, и начинаю вибрировать.

Ошеломительное чувство. Рождается где-то внутри, само, независимо от меня. И ночь, потом утро, и день – цветешь и ходишь улыбчивый и ослепительно свободный.

Мне хочется внимания в этот день, поздравлений, комплиментов. И я настаиваю каждый раз на своем праве на праздник. Говорю громко: «Да, у меня день рождения!» Не прячу его и не прячусь от него. Хожу и упиваюсь свалившейся радостью. Пьянею от аромата заваренного утром чая, от вкуса приготовленного завтрака, от воздуха, брызнувшего в лицо при выходе на улицу.

Каждый день должен быть таков, как этот. Каждый! Может быть, этот день всего лишь напоминание о том, каково должно быть естественное течение?

Откуда эта легкость и открытость, это чувство полноценности, эта эйфория? Возможно, дело в ожидании чуда? Да. Хотя исполнение его в этот день совсем не обязательно. Сам день уже как чудо. Или дело в карт-бланше? Тот случай, когда ты не зависишь от обстоятельств, имеешь право на хорошее настроение, на благосклонность близких, на собственную походку.

Сегодня лежу дома – лечусь. Мне звонили петербургские друзья, и я рассказывал им про свое восхитительно чувство праздника.

– Это, наверное, из детства, – говорили они. – У вас, наверное, в семье было принято садиться за большим столом. Ты долго ждал этого…

Нет, все было как у всех – без особых торжеств. Иногда не весело. Иногда с горечью и обидой – не все друзья пришли, не то подарили, не ощутил достаточного внимания…

Чувство это возникло уже в зрелом возрасте, само по себе. Вырвалось как родник из-под снега и зазвенело…