— Оклемаешься — пойдешь, — ответил я. — Рано тебе еще наверх.
— Сам знаю, — с досадой сказал Бен. — Противно чувствовать себя захребетником. И делать ничего не могу, и мысли дурацкие в голову лезут.
Я ощущал, что ему очень не по себе. А Рада так просто отчаянно боялась, что он уйдет и оставит ее одну. Поэтому я наклонился к Бену и слегка приобнял его тоже.
— Ты свою кашу на много лет вперед отработал. Так что я тебе поручаю сестренку — береги ее, пока меня нет. Хорошо?
— Я постараюсь, — Бен кивнул.
А я вдруг подумал, что если у него получится с Радой, то это будет очень здорово. Лучше, чем можно было надеяться. Потому что при всем своем внешнем разгильдяйстве он отличный надежный парень. Из тех, кого не боишься оставлять за спиной.
60
Дверь во флат оказалась приоткрыта.
«Дома», — разулыбался я, но тут же предусмотрительно нахмурился, собираясь с порога начать отчитывать. Скорее всего, дверь не запер Блич — может, забыл, может, еще почему, — но Вен должен был проследить. Не маленький же, понимает: соседей у нас поблизости нет, а после нападения такая безответственность — приглашение для…
Я решительно отодвинул створку и замер на пороге. Сердце подскочило в груди и забилось где-то в горле, гулко отдаваясь в ушах.
Нашей каюты не было. Вернее, стены-то остались, бронелиту трудно нанести существенный ущерб, а вот все остальное… Я сделал шаг вперед, под ботинками захрустели осколки чего-то — может быть, визора, может быть, настенной лампы.
Разбито и разломано оказалось все — за распахнутой дверью душевой наблюдалась та же картина. На полу, среди обломков кровати и стола, валялись наши вещи. Мой спальник представлял из себя неровные полоски разной длины и ширины — над ним явно поработали ножом. А сверху, кажется, еще и помочились.
Даже дверцы шкафа оказались сорваны с полозьев. Похоже, именно ими и расколотили всю прочую мебель.
Я смотрел на торчащую из кучи ножку кресла с выдранным колесиком и думал: «Сволочи. Какие же все-таки сволочи…». Было больно. И горько. И мерзко. Словно те, кто сделал это, надругались над моей жизнью. Глядя на царящие вокруг грязь и разрушение, я понимал: я уже считаю этот флат нашим домом. Моим и Вена. И даже флат на элитном этаже Скайпола не был мне так дорог, как эта тесная каюта.
Поэтому лишить меня дома я никому не позволю.
Счастье, что Вен забыл закрыть дверь, когда уходил, а не когда находился внутри. «Мне повезло!» — четко повторил я про себя, и стало чуть-чуть легче. Кажется, это станет чем-то вроде моей мантры.
Постояв немного посреди образовавшегося хаоса, я развернулся и поспешил на склад. Добравшись, уверенно постучал. Никто не ответил. Я постучал еще раз. Потом забарабанил кулаком. И уже собирался начать колотить ногами, когда открылась дверь по соседству.
— Выходной сегодня! Вы-ход-ной!
На пороге стояла Фиалка, закрывая своим телом проем.
— Здравствуйте! — выпалил я. — Я понимаю, но мне очень-очень срочно надо.
— Что именно тебе надо? — неприязненно, как мне почудилось, спросила она.
— Все! Начиная от визора…
— Вы опять расколотили визор? — ахнула она. — Разгильдяи! Разрушители! Я же совсем недавно выдавала Вену новый! Думаешь, их на складе миллионы лежат?
Меня неожиданно затрясло. Сам не понял, с чего. Просто вот ощутимо стало потряхивать.
— Это не мы разрушители. И мне нужен не только визор. Мне нужно все, понимаете? Абсолютно. И я не уйду отсюда, пока не получу. Хоть бы до завтра ждать пришлось…
В любом случае, во флате не на чем ни спать, ни есть, так какая разница, где торчать? И я уселся на пол прямо рядом со складом.
Через минуту мне на плечо легла крупная ладонь:
— Что случилось, мальчик?
Я поднял голову — надо мной склонялась большая женщина с уставшим лицом и тоской в глазах. А седины в темно-русых волосах существенно прибавилось с тех пор, как я ее видел, хоть наша первая встреча и состоялась всего несколько дней назад.
— Кто-то разгромил нашу каюту, — ответил я. Почему-то мне не хотелось сбросить чужую руку, как обычно. — А Вену сегодня в рейд. И нужно привести все в порядок до того, как… ну, в общем, не надо, чтобы он знал и волновался, понимаете?
— Разгромил? — она выпрямилась. — Вставай-ка и пойдем.
— Куда?
— Покажешь.
Я не стал возражать — просто не решился. Не потому, что боялся. А потому, что чувствовал себя виноватым — за то, что потревожил. За то, что в ее присутствии употребил слово «рейд». За то, что я счастлив сейчас, когда она несчастна… Но упрямство пересиливало вину. Свое счастье я собирался хранить всеми доступными мне способами.
— Святые угодники, — прошептала Фи, увидев, что у нас творилось.
И мне сразу вспомнилась мама — она тоже так всегда говорила. Я и не знал, что кто-то еще использует такое выражение.
Фи прошла вперед, подняла почти не пострадавшую дверцу шкафа и поставила ее на ролики, повозила туда-сюда…