Ковчег (СИ)

Часть 1. Ковчег

1

До вчерашнего дня я был счастливым человеком. Никогда не думал, что пойму это, только когда станет поздно.

Горечь, боль, страх, сожаление — я помнил все слова, но ничего не испытывал. Словно меня заморозили изнутри. Несколько раз за последние сутки я даже думал, что, наверное, уже умер, и у меня такой странный личный ад.

— Я был пьян, — твердил я как Устав, хотя, разумеется, жалкое оправдание ничего не могло исправить. И те, кто напротив, ожидаемо ни на йоту не изменили выражения лиц. Я знал, но остановиться не мог. — Я был пьян и ничего не помню.

Майер бесстрастно заносил сказанное в журнал и ни разу не посмотрел на меня. Да никто из них не смотрел — незачем, все было понятно с самого начала. Даже отец… нет, даже Адмирал, молчавший во главе стола, не поднимал взгляда. Наконец встал Паскаль, и у меня защипало в глазах. Еще вчера я мечтал попасть в его отряд, еще вчера у меня был вполне реальный шанс: и сам Блейд выделял меня из студентов Школы, и оте… Адмирал обещал рекомендовать. Еще вчера…

Пришлось отвернуться. И слушать, глядя на расплывающуюся в глазах перегородку.

— Аденор Раду, вы признаны виновным в убийстве офицера Базиля Перкса и единогласным постановлением военного трибунала приговариваетесь к высылке на нижние ярусы. Покинуть пределы Полиса вы обязаны в течение двенадцати часов. Если через данное время вы будете обнаружены на территории, подвластной Военному совету, охранники получат приказ стрелять на поражение. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

И, словно подчеркивая сказанное, загудела полуденная рында, отсекая мое благополучное «вчера» от неизведанного «завтра».

Из камеры меня выпустили, не вернув ни оружия, ни ремня. Свет дневных ламп ударил по глазам, я зажмурился, постоял, впитывая их тепло, и услышал топот.

Для выхода я выбрал самое неудачное время — моя группа как раз направлялась на стрельбище. Они прошли мимо, чеканя шаг, — подтянутые, аккуратные, с сосредоточенным выражением лиц, — и никто не повернул головы в мою сторону. Немудрено — ни один не хотел запачкаться сочувствием ко мне. Да ни один и не сочувствовал. Такого не могло случиться с ними. Они не могли стоять здесь в расхристанной форме, с полуоторванным воротничком, срезанным аксельбантом и без нашивок, в обвисших штанах. Потому что принадлежали к элите. Они были первыми сыновьями первых лиц Корабля, их будущее было строго определено, безоблачно и блестяще. А мое стремительно и безвозвратно катилось в черную дыру.

Разумеется, меня сопровождали. С двумя охранниками за спиной я дошел до своего флата. По привычке, наверное, потому что собирать тут было нечего — мне ничего здесь не принадлежало. Я посидел на лежанке, упершись взглядом в полку с учебными кристаллами, и понял, что больше не могу. Встал и вышел, не запирая дверей — к чему? Запись в дактозамке все равно сменят, когда поселят нового жильца, а посягать на казенное имущество неудачника никто не станет.

Коридор был пуст — в Школе еще продолжались занятия. Мои молчаливые сопровождающие ожидали на выходе, прислонившись к косякам. Излучатели покоились в кобурах на бедрах, хищно подмигивая бликами на рукоятях. И будут покоиться там еще чуть больше трех склянок, после чего получат право вынырнуть оттуда и впиться жадными огненными языками в человеческое тело. Мое тело…

Меня передернуло, и я двинулся прочь с территории Школы. Оставалось еще три места, которые я собирался посетить напоследок.

Мари мне даже не открыла — коммуникатор отозвался страстными вздохами и вскриками, и, услышав мой голос, она только простонала: «Уходи!».

Что ж, во всяком случае, я попытался попрощаться. Но сестру никогда особо не волновали мои дела, даже когда я был в порядке, а уж теперь… Разумеется, любовные развлечения новой обитательницы элитного этажа Скайпола не в пример важнее моей никчемной жизни.

Лифт доставил меня на средний ярус Полиса. Охранники спустились в соседнем, даже во исполнение служебного долга побрезговав ехать в одной кабине со мной. Каменные лица, черная форма без единой складки — воплощение порядка и благонадежности. А я ведь тоже вчера был воплощением — благополучия, силы, успешности… В бездну такие мысли!..

Мама не встала с кровати, виновато улыбнулась:

— Опять спина, Норик.

И я, размотав сиреневую шаль, привычно положил руки ей на поясницу, гладил и легонько мял до тех пор, пока она не вздохнула свободно:

— Ох! Спасибо, сынок. У тебя волшебные руки.

Я посмотрел на свои руки — смуглые, с длинными пальцами и коротко обрезанными ногтями. Удивительно — сегодняшние руки убийцы ничем не отличались от вчерашних рук образцового курсанта.

Мама накинула халат на розовое кружево рубашки, взяла мою ладонь в свои:

— Прости, — помолчав, произнесла она, — я ничем не могу помочь, ты же знаешь.

Знаю, мама. Знаю даже больше — именно я виноват в том, что тебя быстро и бесшумно переселили с элитного этажа Скайпола в Полис.