Ковчег (СИ)

Я нес деда к лифту, сопровождаемый жадными взглядами любопытствующих, а думал лишь о том, что Совет кланов остался и без телепата, и без эмпата. Так что предупредить их, если верхние что-то задумали, теперь некому. Охрана шумно топала за спиной, но я, как ни странно, не чувствовал никакой враждебности — их занимало, что же такое случилось со старым мутантом, только и всего.

Лифт стоял открытым. У входа маялся тот парень, который поднял нас в Дансити. Здесь уже не было никого, кроме офицеров — всех посторонних отсекли на подходе, перекрыв коридор, ведущий к лифту. Впрочем, я сомневался, что среди верхних появятся желающие спуститься полюбопытствовать, как мы там живем. Я поудобнее перехватил постанывающего во сне Гренделя, шагнул в прозрачную кабину и приказал парню:

— Давай вниз, только быстро.

— Быстро не получится, скорость постоянная, — слегка удивленно сказал тот, нажал какие-то кнопки, и дверь бесшумно закрылась. — А что со стариком?

— Плохо стало, — угрюмо ответил я. — Давление.

Мне не хотелось болтать с этим мальчишкой. Да и не о чем нам с ним было разговаривать, если вдуматься. Хотя он и выглядел неплохим человеком: сочувственно цокал языком, аккуратно поправил свесившуюся руку деда и даже предложил мне воды. Хорошая оказалась вода — холодная, с каким-то чуть сладковатым вкусом. Отравиться я не боялся — не пряталось в мозгах у парня желания со мной расправиться. И даже страх уже пропал — мы ведь не съели его по пути наверх. Так что я сказал ему «спасибо» от чистого сердца, когда лифт мягко остановился. Все-таки не все наверху были злобными жадными скотами. Или не все верили, что такими скотами можем являться мы.

Пока я добрался до лазарета, успел охрипнуть, объясняя каждому встречному, что на нас никто не покушался, а деду стало плохо просто по причине волнения и преклонного возраста. Но все равно к медотсеку я добрался с приличной толпой сочувствующих за спиной. Деда в кланах любили — он был старым, мудрым, к тому же именно он занимался с детьми-мутантами, обучая их управлять даром.

Блич сразу начал суетиться, облепил деда датчиками, поставил капельницу с какой-то розоватой жидкостью, сделал несколько уколов и плотно засел около его койки. А я оказался предоставлен самому себе. Ничего существенного о переговорах я рассказать не мог — наоборот, мне по дороге с восторгом сообщали о том, что верхние прислали кучу всяких нужных вещей, и это не считая довольно приличного запаса клетчатки и закваски.

Я поболтался по лазарету, пока Блич не выгнал меня вон, затем вернулся к лифту, который, как оказалось, уже ушел наверх, и в итоге отправился в свою каюту.

Но сидеть в одиночестве в четырех стенах оказалось совсем тоскливо. Я все время думал про Нора — как он там, что делает, не причинили ли ему какого-то вреда? От мыслей не отвлекали ни визор, ни попытки прибраться в каюте. В конце концов я плюнул, швырнул скомканное одеяло на койку и решил пойти перекусить.

Людей в столовой оказалось много — у стойки Тамира вытянулась очередь, что нечасто случалось в последнее время: большинство предпочитало взять свой термос и уйти в каюту. Но сегодня столовая была местом общего сбора — здесь стоял такой галдеж, что у меня зазвенело в ушах.

Однако когда я подошел к стойке, шум стих. На меня смотрели выжидательно, словно я мог что-то рассказать о происходившем наверху. Многие, судя по всему, уже знали о причине моего возвращения: я ощущал сочувствие, тревогу, жалость и, разумеется, злорадство тоже. Правда, не мог бы сказать, по какому поводу злорадствовали: то ли из-за того, что я, как и все, буду ждать внизу результатов переговоров, то ли из-за того, что деду стало плохо.

В этой абсолютной тишине я взял термос, даже не заглянув, что там внутри, развернулся и ушел. Не мог я сейчас ни с кем разговаривать, даже с Тамиром, даже со своими рейдерами — меня все сильнее грызло беспокойство.

В каюте я вытряхнул еду из термоса. Ее было много, но есть я не хотел. Поковырялся в тарелке, вяло удивляясь тому, что не чувствую вкуса. А ведь пахло на всю каюту — так, как не пахло никогда. Мясом, которого оказалось в избытке, какими-то приправами. Вот только есть эту новую еду у меня не было никакого желания.

В дверь стукнули, и почти сразу щелкнул незакрытый замок. Я поднял голову и мрачно уставился на Раду. Она переступила порог, аккуратно притворила за собой створку. В другое время я бы порадовался, что сестренка так быстро пришла в себя, но сейчас я только уткнулся носом в тарелку, нехотя перемешивая кашу.

Рада молча налила в стакан воды, достала из кармана рубашки пузырек, отсчитала двадцать капель и протянула мне.

— Блич велел тебе это выпить.

— С какой стати? — пробормотал я. — Переутомляться мне было не с чего. На лифте туда-сюда — вот и весь труд.

— Блич велел выпить, — непреклонно повторила она и сунула стакан мне в пальцы. — Ну? Мне некогда тебя ждать, Невен, не будь ребенком.