Ковчег спасения. Пропасть Искупления

– Вроде нет… И ты, пожалуй, права. Нам нужна сильная личность, готовая совершать немыслимые поступки.

Васко поставил ополовиненный стакан. Жажда пропала так же, как прежде аппетит.

– Один вопрос, – сказал он. – С чего это ты со мной такая ласковая?

Эртон посмотрела на Васко, как энтомолог смотрит на приколотую к картону неизученную букашку:

– А с того, Васко, что ты можешь оказаться полезным союзником. В долгосрочной перспективе.

Хела, год 2727-й

– До нас дошли новости, Куэйхи, – сказал резной скафандр.

Голос, как всегда внезапный, испугал настоятеля. Он был в зале один. Грилье только что закончил осмотр его глаз, удалив абсцесс под одним из вечно раздвинутых век. Металлические крепления рамок казались сегодня особенно жесткими, словно генерал-полковник медицинской службы специально заточил эти крючочки, пока Куэйхи спал.

Конечно, спал настоятель не по-настоящему. Настоящий сон – непозволительная роскошь, о которой он теперь едва помнил.

– Я давно не получал новостей, – сказал он.

– Мы слышали, что ты сказал внизу на собрании. Ты решил вести собор через Пропасть Искупления.

– Ну, допустим, решил. Но вам-то какое до этого дело?

– Это безумие, Куэйхи. А твое душевное здоровье нас очень заботит.

Куэйхи видел скафандр боковым зрением, тот казался расплывчатым пятном за краем ясного, четкого лика Халдоры. Газовый гигант был наполовину погружен в тень, кремовые, охряные и синеватые полосы пересекали четкую границу дня и ночи, внедряясь во тьму.

– Вам нет до меня дела! – воскликнул он. – Вас беспокоит только собственная шкура – хотите выжить. Боитесь, что если я погублю «Пресвятую Морвенну», вместе с ней погибнете и вы.

– Если погубишь, Куэйхи? Такая постановка вопроса нам совершенно не нравится. Вроде бы прежде ты был настроен на успех.

– Может, я и сейчас настроен, – буркнул он.

«Даже несмотря на то, что такое еще никому не удавалось?»

– «Пресвятая Морвенна» не просто старый собор.

«Ну разумеется. Твой собор самый большой и тяжелый на Пути. Разве это не должно вызывать тревогу?»

– Тем грандиозней будет мой триумф.

– Или катастрофа, если собор сорвется с моста или провалится вместе с ним. Откуда вдруг такая необходимость, ведь твой собор огибал Хелу сотни раз?

– Я почувствовал, что время настало, – ответил Куэйхи. – Вам этого не понять. Божий промысел для вас тайна за семью печатями.

– Ты и впрямь безнадежен. – Внезапно в голосе дешевого синтезатора зазвучала настойчивость, которой не было раньше. – Куэйхи, послушай. Ты вправе распоряжаться «Пресвятой Морвенной» по собственному разумению, мы не можем остановить тебя. Но прежде выпусти нас из этой клетки.

– Боитесь! – растянул он в улыбку жесткие лицевые мышцы. – Что, нагнал я на вас страху?

– Куэйхи, ты выбрал неправильный путь. Ну почему не хочешь учесть доказательства? Исчезновения происходят все чаще. Разве непонятно, что это означает?

– Божий промысел близится к кульминации.

– А может, механизм маскировки пошел вразнос? Выбирай, что больше нравится. Мы свой выбор сделали.

– Мне известны ваши еретические бредни, – ответил настоятель. – Не нужно повторять их.

– Ты считаешь нас демонами, Куэйхи?

– Вы называете себя тенями. Разве тем самым не выдаете свою подлинную бесовскую сущность?

– Мы называем себя тенями, поскольку мы и есть тени, – точно так же, как ты тень для нас. Это констатация факта, Куэйхи, а не теософские рассуждения.

– Я больше не хочу этого слышать.

И правда, он уже достаточно наслушался лжи, искусно сплетенной в паутину, чтобы подорвать его веру. Раз за разом Куэйхи пытался изгнать крамольные постулаты из своей головы, но всегда безуспешно. Пока резной скафандр находится рядом и пока в нем находится это нечто, настоятель не может отгородиться от бесовского внушения. В минуты слабости, столь же непростительные, как и та, что позволила теням появиться здесь двадцать лет назад, он соглашался исполнять некоторые еретические просьбы. Например, провел поиск в архивах «Пресвятой Морвенны», следуя указаниям теней.

Они изложили свою теорию. Ему это ровным счетом ничего не сказало, но, когда он зарылся в самые глубокие архивные пласты, в записи, столетиями хранившиеся в ветхих, изъеденных коррозией банках данных на торговых кораблях ультранавтов, там кое-что нашлось: намеки на утраченные знания, дразнящие догадки, – и на этой основе его разум мог приступить к составлению общей картины.

Постичь так называемую теорию бран.

В древней космологии существовала модель Вселенной, сохранявшая популярность на протяжении семидесяти лет. Насколько удалось понять Куэйхи, эта теория была даже не опровергнута, а просто отброшена и забыта, задвинута в дальний угол, когда появились новые яркие игрушки. В те времена не было способов выявления достоверности различных соперничающих теорий; если та или иная принималась, то исключительно благодаря возможности втиснуть ее в жесткие эстетические рамки и применить к ней пыточные орудия примитивной математики того времени.