Ковчег спасения. Пропасть Искупления

А что же тени? Вот тут Куэйхи был вынужден сам искать недостающие элементы мозаики. Намеки теней – самая суть ереси – сводились к тому, что они посланцы из соседнего слоя Вселенной или какая-то иная форма коммуникации. Этот слой никак не сообщается с нашим миром, вот контактеры и вынуждены пробираться через балк. Существовала, впрочем, и другая возможность: это не разные браны, а одна, изогнутая на манер шпильки для волос. Если дело обстояло именно таким образом – а тени ничего не говорили ни в пользу одной версии, ни в пользу другой, – то они посланцы не другого мира, а всего лишь области нашей Вселенной, невообразимо удаленной в пространстве и времени. Свет в их области пространства, да вообще любая энергия, кроме гравитационной, способна двигаться только в плоскости браны и не может проникать в межслоевые промежутки, сколь бы ни были те узки. А вот гравитация с легкостью путешествует через толщу балка в любом направлении, перенося информацию из слоя в слой. Звезды, галактики и скопления галактик в локальной вселенной отбрасывают гравитационные тени на соседние слои, воздействуя там на движение звезд и галактик.

Тени были умны, они нашли способ связи в объеме балка. И средой передачи им служила гравитация.

Способов были тысячи. Например, тени могли повлиять на орбиты пары вырожденных звезд таким образом, чтобы при их движении возникала гравитационная рябь. Также они научились создавать миниатюрные черные дыры. Средства для них не имели значения, главное – результат: чтобы в другой точке балка кто-то принимал их сигналы.

Например, вертуны.

Куэйхи рассмеялся своим мыслям. Что ни говори, а мерзкая ересь теней не лишена смысла. Но чего еще он мог ожидать? Где есть Божий промысел, там должны быть и козни дьявола, хитро вплетенные в планы Создателя, дабы лишить бытие человеческое самомалейшего чуда.

– Куэйхи, – подал голос скафандр, – ты нас слышишь?

– Слышу, – ответил он. – Но не хочу с вами разговаривать. Я не верю ни единому вашему слову.

– Если ты не веришь, поверит кто-нибудь другой.

Куэйхи поднял руку, указывая на скафандр. Кисть маячила на периферии его зрения, словно жила самостоятельной жизнью, отделенная от тела.

– Я никому не позволю отравиться вашей ложью!

– Еще как позволишь, если узнаешь, что у них есть то, в чем ты крайне нуждаешься.

Его рука задрожала. Внезапно настоятелю стало очень холодно. Рядом с ним находилось зло. И это зло слишком много знало о его планах.

Куэйхи нажал кнопку переговорного устройства рядом со своим ложем.

– Грилье! – воскликнул он. – Грилье, немедленно сюда! Мне нужна новая кровь!

Глава двадцать шестая

Хела, год 2727-й

На следующий день Рашмика впервые увидела мост.

При этом не гремели фанфары. Она стояла на обзорной палубе внутри одной из двух головных машин. После инцидента с наблюдателем в зеркальном шлеме девушка обещала себе больше не подниматься на крышу.

Ее предупредили, что караван вплотную приблизился к ущелью, но на протяжении еще нескольких километров пейзаж останется неизменным. Караван – значительно удлинившийся, поскольку по дороге к нему присоединились новые секции, – тащил свое гигантское змеиное туловище по каньонам с ледяными склонами, крутыми и высокими, в два раза выше самой большой машины. Время от времени он царапал бортами испещренные синими жилами стены ущелий, обрушивая тонны льда. Всегда считалось, что для пеших паломников хождение к экватору крайне опасно, но теперь, когда бедняги были вынуждены продвигаться теми же узкими проходами, что и караван, риск увеличился многократно. Караван не мог объезжать паломников, и тем не оставалось ничего другого, как пропускать машины над собой, молясь о том, чтобы не превратиться в кровавое пятно под колесом, гусеницей или механической ногой.

Если машины щадили пилигрима, того мог прикончить ледопад.

Со смесью ужаса и сочувствия Рашмика смотрела, как пешеходы группа за группой исчезают под огромным туловом каравана. Узнать, удалось ли этим несчастным подняться, не было никакой возможности, и она сомневалась, что караван остановится, даже если случится несчастье.

Потом каньон плавно повернул направо, и пейзаж вдруг исчез – у Рашмики прямо-таки душа ушла в пятки. Она и не замечала, насколько привыкла к ползущим навстречу от горизонта все новым и новым белым утесам. Теперь же земля рухнула вниз, а вслед рывком опустилось черное небо – словно полуспущенный занавес над сценой развернулся во всю ширь. Голодное небо жадно вгрызлось в землю.