Ковчег спасения. Пропасть Искупления

«Ты все знаешь, Рашмика. Просто не можешь вспомнить… пока не можешь. В твоей голове есть заслонки, и мы их отлично видим. Они начинают опускаться, но это не быстрый процесс. Все в порядке, Рашмика. Мы так долго ждали, когда появится друг. Если нужно, подождем еще».

– Я сейчас позову Грилье! – пригрозила она.

Перед уходом врач научил девушку пользоваться пневматической внутренней связью. Рашмика наклонилась к прикроватному столику, к панели с решеткой.

«Нет, Рашмика, не нужно, – остановил ее голос. – Не зови Грилье. Он организует слежку».

– Пусть, – отрезала Рашмика.

«Если Грилье заподозрит неладное, он тщательно обследует тебя и поймет, что ты совсем не та, за кого себя выдаешь. А тебе это вовсе не нужно».

Ее рука замерла над столиком. Почему Рашмика не нажимает кнопку, почему не зовет генерал-полковника? Этот тип ей совсем не нравится, но голос в голове нравится еще меньше.

Слова тени об обследовании напомнили о взятой у Рашмики крови. Она представила, как Грилье снова тянет из нее кровь, как в цилиндре шприца растет красный столбик.

«Да, Рашмика, именно так и будет, но изучение крови – только часть его работы. Ты пока ничего не знаешь, но, когда врач займется твоей кровью, он изумится. И не оставит это без последствий. Ты же не хочешь, чтобы он подкрался к твоей голове со сканером? Ведь там действительно можно найти кое-что интересное».

Ее рука продолжала висеть над столиком. Обладатель голоса знал, что она не нажмет кнопку. Одной мысли о том, что Грилье не удовлетворится анализом крови, было достаточно, чтобы желание звать на помощь исчезло начисто.

– Мне страшно, – проговорила она, положив руку на колени.

«Не стоит бояться, Рашмика. Мы здесь для того, чтобы помочь тебе».

– Помочь?

«Всем вам», – ответил голос.

Она почувствовала, как обладатель голоса уходит, оставляя ее в покое.

«В обмен мы попросим о небольшой услуге».

После этого она провалилась в сон.

Межзвездное пространство, год 2675-й

Скорпион смотрел через плечо техника на большой гибкий экран, приклеенный к стене; его недавно вырастила фабрика. Экран показывал продольный разрез корабля, последнюю из самодельных схем, которыми пользовались для поиска явлений капитана. Более всего эта схема напоминала иллюстрацию из средневекового анатомического трактата. Техник поставил крест возле пересечения тоннелей, где находился один из постов акустического слежения.

– Есть что-нибудь? – спросил Скорпион.

– Похоже что нет, – ответил техник-свинья. – Почти каждый день из этого сектора идут сигналы, но все ложные. Там неподалеку работает шумный насос, он глушит нашу технику.

– Проверьте там еще раз, просто на всякий случай, – распорядился Скорпион.

– Я уже отправил группу для осмотра, она только что ушла.

Скорпион знал, что на осмотр отправляются в скафандрах: на пробоину можно наткнуться даже в недрах корабля.

– Передай им, пусть будут осторожны, – сказал он.

– Уже передал, Скорп. Вот только они будут еще осторожнее, зная, чего следует опасаться.

– Им не нужно этого знать.

Техник пожал плечами и снова уткнулся в экран, высматривая новый акустический или барометрический сигнал.

Скорпион задумался о гипометрическом оружии, установленном в шахтах, о цилиндре, состоящем из мириад закрученных штопором, переплетенных друг с другом серебристых лезвий. Даже бездействуя, это орудие создавало ощущение чего-то неправильного, случайного и неуместного в чреве корабля. Облик пушки наводил на мысли о картинах-парадоксах с искаженными треугольниками или лестницами Пенроуза: вроде и просто, а приглядишься – будто нож проворачивается в мозгу, в той его части, что отвечает за представления о внешнем мире, о правильном и неправильном в механике бытия.

Когда же гипометрическое оружие действовало, ощущение становилось еще менее приятным. Скорпион с трудом заставлял себя смотреть на это мельтешение, кишение и копошение. Где-то в самом средоточии движения и блеска находилась точка, а может, область, в которой с исходной материей пространства-времени творилось что-то ужасное.