Ковен озера Шамплейн

Пока мы гоготали, сплетничали и хвалили его стряпню, Сэм дремал над своей тарелкой – абсолютно пустой, потому что, как любой повар, он успел наесться еще на этапе нарезки овощей. Морган тоже болтала не умолкая, и никто не осмеливался перебивать именинницу. К тому же столько драм и комедий, сколько приключилось с ней в Завтра, хватило бы на целый сериал!

– Это было ужасно, – вставил свои пять центов Исаак, когда Морган закончила повесть о любвеобильной Гён, подкидывающей ему в постель змеиные шкурки с тех самых пор, как он из вежливости поделился с ней ирисками. – Я ведь не извращенец какой-нибудь! Она выглядит как ребенок…

– Ага, с четырьмя рядами зубов, – припомнил Коул, зябко поежившись, и залпом осушил свой фужер с пряным вином. – Ох уж эти ачери…

– Разве ачери – не индейские демоны засухи? Выходит, Гён еще несчастные племена Америки терроризировала. Это когда было?.. Лет пятьсот назад? Хм, считай, она совершеннолетняя, – оскалился Диего, и Исаак пнул его под столом так сильно, что подпрыгнула посуда. – Кстати, не забудьте оставить место для десерта! Я всю ночь торт украшал, а в Йоль полагается наесться до отвала. Таковы традиции!

– Торт?! Какой торт? В меня уже не влезет, – проныл Исаак.

– Ничего, сейчас растрясешь! Уже ведь почти полночь…

– А что будет в полночь? – встрепенулся Сэм, отбиваясь от Зои, пытающейся подсунуть ему что-нибудь из еды, кроме вина. Его зеленый сюртук идеально подчеркивал глаза, похожие на два камня-змеевика, а морковно-рыжие волосы, взъерошенные, напоминали пожар. – В прошлый Йоль мы разогревали в духовке пиццу и закончили на том, что посмотрели «Гринча» и легли спать… Может, и в этом году так сделаем, а? Ну не дождусь я рассвета, чтобы подарки открыть, черт, Тюльпана!

– Значит, останешься без них, – сухо отрезала она, пожав плечами и берясь за следующую булочку. – Согласно традициям, открывать их можно только после йольского кострища. Кстати, уже почти полночь, так что бегом на улицу! Потом доедим.

Все неохотно зашевелились. Нахватавшись со стола всего, что красиво лежало, я с трудом поднялась со стула. Тепло одевшись и укутавшись в шали, мы вышли на задний двор, залитый желтым мерцанием омеловых гирлянд, и собрались вокруг пирамиды сложенных бревен.

Я, Диего, Тюльпана и Зои переглянулись.

– Fehu, – шепнули мы одновременно, и костер вспыхнул.

С неба сыпал снег, мягкий, как опадание осенних листьев, но ничто не смогло бы потушить йольский огонь.

– Я первый!

– Эй, я тоже!

Диего и Исаак протиснулись к костру вперед остальных, заранее приготовив свои желания. Те, написанные на клочке бумаги, были преданы резвому огню, борющемуся с колючим ветром. Стоя рядом, я смотрела, как тлеет бумага, сгорая за считаные секунды, и как сноп искр возносит желания далеко-далеко, чтобы донести их до ушей Солнечного Бога.

– Загадывать желания?.. – переспросил Коул, когда я объяснила ему, что нужно делать для ритуала, придуманного еще моей прабабушкой на стыке ведьмовских и человеческих традиций. – Хм, у меня в машине где-то была ручка…

Я придержала навострившегося к джипу Коула за локоть, покачав головой, и снисходительно улыбнулась:

– Просто подумай о том, чего хочешь больше всего на свете… Подумай и сожми в кулак.

Я мягко взяла его ладонь в свою – кожа у Коула была горячей даже в мороз, как те дрова, что трещали в пламени кострища. Согнув его пальцы, я поднесла руку Коула к своим губам и, не отрывая взгляда от внимательных карих глаз, ловящих каждое мое движение, поцеловала шершавые костяшки, прошептав:

– Somnium.

Когда Коул разжал пальцы, на его открытой ладони лежал маленький клочок пергамента со словами, которые он не дал мне прочесть, тут же сжав пальцы обратно.

– Нельзя рассказывать, что загадал, – пожурил меня он. – Иначе не сбудется!

Я хотела возразить, что это всего-навсего примета и магия так не работает, но промолчала, умиленная тем, с каким трепетом Коул прижал кулак с запиской к груди, прежде чем подойти к костру и предать ее огню.

За ним ритуал повторили Зои и Сэм, стоя плечом к плечу. Их руки были переплетены замком, но, в отличие от Сэма, глядящего на Зои лишь с безусловной любовью, она смотрела на него с тревогой и виной. Я знала почему, ведь каждая тайна подобна ночи: и то и другое не вечно. Решив повременить с очередным признанием, Зои молча сожгла записку и чмокнула Сэма в щеку. Воодушевленный, он закружил ее в танце на хрустящем снегу, и звонкий смех Зои, наконец-то окрепший после изнурительных месяцев заточения, почти заглушил музыку скрипки и колокольчиков. Музыка эта лилась из самого костра – Диего щелкнул пальцами, ухмыляясь, и она стала громче. Дождавшись, когда Морган сожжет свою записку – целый альбомный лист, исписанный вдоль и поперек, – он учтиво поклонился ей и протянул руку. Изобразив реверанс, Морган приняла ее, а уже спустя секунду едва не воткнулась лицом в сугроб, настолько быстро Диего повел ее. Блики огня плясали на лице Морган, и в них было не разобрать, что это – просто тени или влюбленность.