Ковен озера Шамплейн

Снова стрекот. Одна из пастей диббука раскрылась над лицом Джефферсона и лизнула его, пробуя на вкус. Мгновение – и зубы, тонкие, как зубцы вилки, разорвали ему щеку, словно тряпичную ткань. Но даже тогда Джефферсон не сдался: он продолжал бить диббука в грудь перочинным ножиком, вытащенным из-за пояса, пускай каждая рана и срасталась раньше, чем он успевал нанести еще одну. В сумме Джефф нанес Пауку ударов двадцать, не меньше, прежде чем понял: все бесполезно. К тому моменту лицо его уже стало белым от кровопотери. Лишь тогда страх, который Джефферсон отказывался признавать, вырвался из него с новым криком. Перочинный нож выпал из ослабевших пальцев, как и фальката.

– Не трогай их! – раздался визг Морган.

Охотничья суть истребляет любую магию… Кроме той, что существовала задолго до Охоты. Зная это на уровне инстинктов, Морган впорхнула прямо в гущу событий – то была уже не битва, а вакханалия насилия. Коул даже никак не мог подступиться к Джеффу: стоило ему отрубить одну конечность Паука, как на ее месте тут же вырастала новая. В полумраке было сложно разглядеть, насколько сильно Коул ранен, но из прорезей в его одежде капала кровь, а на щеке алели длинные полосы. И все-таки Коул стоял твердо, ни разу не позволив Пауку сбить себя с ног. Если преимуществом Джефферсона была физическая сила, то преимуществом Коула – ловкость.

Он снова обрубил одну клешню, и та покатилась к ногам Морган, заслонившей собой окровавленного Джефферсона.

– Назад!

Вспышка – и фонарь стал не нужен. Пещеру затопило ярким светом – жидкое золото, что лилось сквозь кожу Морган, превратив ее в самое красивое северное сияние на свете. Пшеничные волосы развевались в воздухе, как будто для нее исчезла гравитация. Кажется, даже ступни не касались пола. Рука Морган, упершаяся Пауку в грудь, казалась тверже камня. Такой же твердой было и то колдовство – первобытное, дикое, – что заставило Паука отползти назад.

Никакого телекинеза. Никаких заклятий. Только желание, которому подчинялось все сущее, хочет оно того или нет.

– Ты не можешь! – прорычал Паук, сгорбившись под невидимым прессом. Лишние конечности втянулись обратно в тело. – Ты нам не царица!

Морган осталась стоять на месте. Вытянув палец, она указала Пауку на угол пещеры, будто тот был нашкодившим ребенком, которого следовало наказать. Скрежеща когтями по каменному полу и склонив свои безликие головы, Паук действительно попятился к нему. Он повиновался Морган, хоть и продолжал шипеть:

– Ты ничтожество! Ничтожество!

– Это ты ничтожен, – ответила ему Морган спокойно, хотя коленки у нее предательски дрожали. Я видела это, а Паук, к счастью, нет. – Я вижу твое имя, диббук! Я вижу твою прогнившую душу и те грехи, из-за которых даже чистилище закрыло перед тобой двери. Я не просто царица – я Первая Верховная, создательница и повелительница того, из чего созданы ведьмы, а значит, и ты тоже. Подчиняйтесь мне, Тимоти Флетчер и Анхель Де’Траст! Подчиняйтесь!

Существо снова застрекотало, пытаясь глумиться:

– Повелительница?! Чем ты, сопливая девчонка, можешь повелевать?

Ответом Пауку стала боль: в следующую секунду он уже свалился на пол, ломаясь пополам. Все пять его голов завопили и вывернулись под неестественным углом. Это стало лучшим доказательством слов Морган, произнесенных шепотом, но таким, что их нельзя было не услышать:

– Я могу повелеть всем.

Магия. Я снова почувствовала ее в кончиках пальцев, будто прикоснулась к оголенному проводу. Мне не нужно было смотреть на Джефферсона, чтобы понять: он при смерти, раз охотничий иммунитет его тлеет, как залитый водою фитиль. Но сейчас это было как никогда кстати.

Испачканная в костяной пыли и преисполненная ярости, я повторила то, что должна была сказать еще давно:

– Hellish dolor!

Паука скрутило изнутри, и он зашелся таким ревом, что задрожали стены. Его нельзя было просто разрубить пополам и убить, но можно было пытать, как он пытал несчастных детей, разделывая их заживо. С упоением наблюдая, как диббук мечется по задней части пещеры, освещенный янтарным светом, я вдруг наконец-то заметила…

– Коул, ошейник!

Коул, наспех перевязывавший горло Джефферсона лоскутом своей кофты, встрепенулся. Наши метки вновь запылали оранжевым, и в тот же миг его взгляд нашел то, что нашел мой.

На шее той головы, что всегда говорила за всех, показался обруч из черепашьего дерева. Прежде обтянутый складками тонкой пергаментной кожи, он слился с ней в темноте, но сияние Морган не оставило обручу шансов.

Вот он, источник проклятия!

– Руби центральную голову, Коул!

Несколько быстрых шагов. Прыжок. Блеск навахона. Истощенный нашей магией, Паук успел ударить Коула наотмашь, заехав ему по боку, но этого оказалось мало. Стиснув зубы, Коул пригнулся под раскрывшимися когтями и очертил мечом дугу.

Хрустнули кости, по которым покатилась безглазая голова. Следом звякнул деревянный обруч, разрубленный пополам так же, как и шея демона. Проклятая вещь, почерневшая от выстрелившей струи крови, затерялась где-то в костях, но диббук…