Ковен озера Шамплейн

– Мы охотники на ведьм, – повторил Гидеон вкрадчивым тоном, скрестив руки на груди, будто пытаясь свернуться в кокон. – То, что ты считаешь симптомами болезни, является залогом для выживания каждого охотника. Сводящая с ума внимательность, скрупулезность, эйдетизм, зациклинность на деле – это твоя гарантия на охоте, что ты сумеешь отличить мишень от жертвы и не будешь застигнут врасплох. Чувствительность к шуму и прикосновениям, ярко выраженное собственничество к вещам – это тоже рефлексы. Элементарный инстинкт самосохранения от нечисти.

– Он мешает жить, – попытался оспорить Коул.

– Нет, он помогает охотникам не вымереть.

– Выходит, все это время я был… нормальным? – ошарашенно уточнил Коул, и Гидеон замялся.

– Почти. Твой инстинкт гипертрофирован, он не должен был развиться до таких масштабов, чтобы заставлять тебя бояться всего вокруг. Думаю, это следствие, что ты рос в незнании о своем предназначении… Ты пугался, когда не понимал, что видел под масками людей, и спешил закрыться от видения. Не тренировался, как я, поэтому выработал… механизмы самозащиты. Даже эти «ритуалы» с почесыванием или зеркалом служат в качестве сдерживающего барьера – притупляют жажду охоты. Все, что происходит с тобой сейчас, сугубо моя вина, Коул. Прости.

Трясущимися руками Коул начал рыться в карманах и, выудив на свет бронзовое зеркальце, открыл его, уставившись на свое отражение. Не знаю, что именно он силился разглядеть в нем, но с каждой секундой кожа его становилась белее, а глаза – темнее, выделяясь на ее фоне.

– Мне его мама подарила, – прошептал он едва слышно. – На тот самый день рождения. Думал, оно волшебное, раз в нем я вижу правду…

– Оно не показывает правду. Оно только фокусирует твое внимание на нужных вещах. В детстве ты обходился и без него, просто ты не помнишь. Коул… – Гидеон передохнул и начал с новым запалом: – Я считал, что если мы с бабушкой постараемся воспитать тебя обычным, то ты обычным и вырастешь. Я хотел, чтобы ты жил в безопасности, надеялся, что жажда охоты в тебе атрофируется, как бесполезный орган, перестанет напоминать о зове… Я еще никогда в жизни так не ошибался.

– Я два года проучился в учреждении для детей с задержкой развития, – выдавил Коул и обрушился на стул, отчего тот едва не опрокинулся назад. – Да я даже на службу в полицию смог поступить только потому, что ты продал фамильный особняк и купил для меня чистое дело!

– Прости… – вновь сказал Гидеон, жмурясь, и наверняка повторил бы это еще сотню раз, если бы только Коулу было какое-то дело до его раскаяния. Вместо этого тот начал сыпать все новыми и новыми вопросами:

– Почему мы родились такими?

– Это наследственное. Ты, я, наши родители и их родители – все мы потомки последователей святой инквизиции. Тамплиеры, Салем, Огненная палата – деяния наших предков. Это почти ремесло, передаваемое из поколения в поколение. Мы тоже должны были убивать таких, как она, – Гидеон кивнул на меня, и я зябко поежилась. – Орден бы обучил нас.

– Орден?

– Сейчас такие сборища принято называть сектами. Наши родители познакомились там.

– Хочешь сказать, наша мама убивала людей? Да она даже муху прибить жалела! Я помню…

– Увы, но ты был слишком мал, чтобы запомнить родителей. А Орден они покинули еще за год до моего рождения.

– Почему?

Гидеон на миг замолчал, собираясь с мыслями.

– Со временем охотники все больше скатывались в недра религиозного фанатизма и беспочвенной паранойи. В двадцать первом веке вешать и сжигать ведьм больше неактуально – стали актуальны сами ведьмы. Сериалы, кино, книги… Колдовства перестали бояться, а колдовство опасно лишь тогда, когда кто-то его боится, ведь в таком случае приходится защищаться. Настало мирное время. Орден изжил себя. Охота больше не несет смысла, и теперь охотятся либо спятившие, либо… те, кто хочет им помешать. Некоторые охотники нынче охотятся на других охотников.

– Что это значит? – сглотнул Коул. – Охотиться на охотников? Для чего?

Гидеон сделал круг вокруг стола, и я осторожно отодвинулась подальше с его пути, ненавязчиво сместившись поближе к двери.

– Это затронуло лишь последнее поколение, когда охотники поняли, что воюют в войне, которая давно кончилась. Посвятив борьбе всю жизнь, трудно податься куда-то еще… Ты не нужен нигде, кроме как на войне. Однако защитники всегда будут нужны самим ведьмам.

– Охотники теперь защищают ведьм, которых раньше гнали, как скот на убой? – фыркнул Коул.

– Не все, но многие. Чаще те, кто происходит из охотников, но никогда не бывал в Ордене, как мы с тобой. Зов крови, как и аутизм, тоже лишает тебя большинства социальных перспектив, пускай ты никогда не брал в руки оружие. Охота… Она в нашей природе. Такие чаще всего находят себя в армии, на флоте, в пожарных подразделениях… Или в полиции, – Гидеон почти улыбнулся бледному Коулу. – Или в качестве защитника ковена, если принести одной из ведьм клятву верности. Таких зовут атташе. Атташе значит «привязанный».

В груди у меня защемило. Я незаметно сползла вниз по кухонной стенке.