Нимуэ. Пикник семейства охотников на берегу Шамплейн. Одолжение моей матери, спасшей их обожаемое дитя. Ведьмы помогают смертным, но даже моя мать ничего не делала безвозмездно. И, в подтверждение моей ужасной догадки, из уст Гидеона вырвалось:
– Родители были атташе Верховной ведьмы Виктории из ковена Шамплейн. Клятва была даром в благодарность за твою жизнь. Ты ведь не помнишь, почему именно боишься плавать?
Коул бросил на меня беглый взгляд. Практически тот же самый вопрос, что я задала ему неделю назад в спальне после просмотра мультфильма.
– Они погибли через год службы, – все бил и бил по моим незримым болевым точкам Гидеон. – Их смерть была издержкой многовековой вражды ковена Шамплейн с ковеном Шепота… Такое случается. Для ведьм люди – всего лишь пешки. Потому я и держусь подальше от всего этого. Не просто так, Коул, и уж точно не просто так я хотел, чтобы от этого подальше держался и ты. Наши родители…
– Умерли, – оборвал его Коул, глядя в пол. – Не важно, по чьей вине. В обычной аварии, как мне говорили, или защищая ведьму… Ты думаешь, это должно напугать меня? Разозлить? Меня злишь только ты, Гидеон, а не какие-то ковены и выбор наших родителей, который они приняли добровольно! Это ты лгал мне, а не ведьмы!
Гидеон утратил дар речи, бросив на меня умоляющий взгляд. Неужели он просил о поддержке? О прощении? Ведь только что он пытался настроить против меня Коула ради его же безопасности… Устрашить мной. И он бы точно не пришел в восторг, если бы знал, что я – дочь той, которая ненамеренно сгубила его семью. И что, возможно, я сгублю его брата.
Коул отвернулся.
– Одри, мы уезжаем.
Я вопросительно уставилась на него, но он даже не обернулся, сдергивая с вешалки нашу одежду и хватая Штруделя.
– Коул… – попытался вразумить его Гидеон, глянув на часы и ветреную погоду за окном, но тот рявкнул, уже распахнув настежь входную дверь:
– Одри, в машину!
Моего мнения не спросили ни разу с тех пор, как мы очутились в гостях у Гидеона (разве что когда предлагали салат). И Коул не собирался спрашивать его тоже. Я и сама не желала выступать между братьями третейским судьей, поэтому лишь забрала из рук Коула свое пальто и залезла в машину, даже не попрощавшись с Гидеоном.
Коул запихнул на заднее сиденье кота, завел мотор и помчался по сельской дороге к шоссе.
Прошло минут десять, прежде чем я поняла, что, наверно, стоит все же напомнить Коулу: все наши вещи, включая мой рюкзак, остались на втором этаже у Гидеона. Но Коул выглядел так, будто стоит мне открыть рот – и это уничтожит его окончательно. Сгорбившийся под пальто, он сжимал руль так крепко, что я могла пересчитать каждую жилку на его руках. Натянутый, как тугая струна моей скрипки: с выбеленным лицом, влажными глазами, сотрясающийся от дрожи.
– Коул… – сглотнула я, впиваясь ногтями в кожаное сиденье и тревожно поглядывая на окно, за которым с фантастической скоростью проносился лес. Машина мчалась все быстрее. – Коул!
Я понимала его. Я чувствовала его. Боль, пульсирующая так глубоко в потемках, что ощущается на молекулярном уровне. Страх, от которого никуда не деться. Растерянность, словно ты один на всем свете в кругу предателей и чужаков. Вот только Коул Гастингс не был одинок.
Он стал сбавлять скорость. В тишине салона я услышала протяжное мяуканье Штруделя, но мое сердцебиение заглушило его. Еще бы секунда на таких скоростях, и мы бы точно расшиблись в лепешку. Благо Коул притормозил, а спустя мгновение машина и вовсе встала: съехав на обочину, где в темноте ничего не было видно, он молча вылез из машины и скрылся во мраке.
– Коул?
Я вышла следом, дернув заледеневшими пальцами дверь, и с облегчением выдохнула: он стоял всего в паре метров от машины, сбоку, чтобы прямой свет фар не доставал до него. Упираясь руками о дорожные ограждения, Коул смотрел на острые утесы и озеро Шамплейн, готовое принять в объятия даже нашу диковинную пару – страждущего охотника и дуреху ведьму.
– Коул…
Его имя, сахарное и одновременно горькое, как облепиховая настойка. Я подошла ближе, шагая медленно, осторожно, будто подкрадываясь к тигру. Оказавшись рядом, я тронула Коула и вдруг почувствовала, как сотрясается его спина под моими ладонями. Смятенный. Сломанный.
– Я детектив? – спросил он меня, повернувшись, и его лицо было искажено той пустотой, что зияла у него внутри, просясь вырваться наружу. – Я охотник? Я аутист? Кто я такой, Одри? Что мне теперь делать?
Паническая атака. Вот что это было. Я переживала подобное не раз с тех пор, как Джулиан убил целый клан: удушение, суматоха в мыслях и боль под ребрами, ноющая, как гематома. Рэйчел помогла мне преодолеть это, а теперь я должна была помочь Коулу.