Ковпак

Противник изматывал нас авиацией, морил голодом в горах, измышлял провокации, пробовал травить О[травляющими] В[еществами], но так и не смог нанести нам смертельного удара, несмотря на численное и техническое превосходство…

Особенно ожесточенные бои вели мы с противником в с. Поляница, на горах Шевка и Сенечна, в г. Делятине и под г. Станиславом,

Выход соединения из Карпат был осуществлен давыдовским маневром кутузовских партизан, то есть врассыпную, группами, действовавшими одновременно в разных направлениях. Этим маневром противник был дезориентирован, так как сгруппировал свои части в кулак. Влиянием партизан был охвачен громадный район действий. В Станиславской, Тернопольской, части Львовской и Каменец-Подольской областях почти нет села, где не прошли бы партизаны. Они зажигали в сердцах угнетенного фашизмом украинского и польского населения искру надежды, вызывая протест; срывали мероприятия немецких властей, уничтожали немецких служак. Влияние наше проникло в Венгрию и Закарпатскую Украину.

В боях наше соединение понесло серьезные потери: в горах нами уничтожено все тяжелое вооружение отряда — пушки, станковые пулеметы и минометы. В боях за Родину пали смертью храбрых 228 бойцов и командиров, ранено свыше 150 человек, без вести пропало 200 человек. Но все же противник не разбил отряд, который забрался в самое его логово и целил в самое уязвимое место — нефть. Отряд вышел еще более крепким и сильным из боев.

В Галиции вспахана почва для широкого партизанского движения».

Рапорт Верховному Главнокомандующему о только-только завершенном рейде, разумеется, в то время широкой огласке не подлежал. Но на праздничном собрании, в котором, rроме партизан, приняли участие тысячи жителей окрестных сел — украинцев, русских, белорусов, поляков, — Ковпак рассказал о действиях соединения в тылу врага за 26 месяцев. Итоги оказались весьма внушительными: пройдено с боями 10 тысяч километров по 18 областям Украины, Белоруссии и России истреблено 18 тысяч фашистов, пущено под откос 62 железнодорожных эшелона, взорвано 256 мостов, уничтожено 96 складов с боеприпасами, обмундированием и продовольствием, до 500 автомашин, 20 танков и броневиков…

Ковпак выступал перед своими партизанами и крестьянами с особым подъемом: только что запыхавшийся радист принес ему радостную весть: освобожден Киев!

Над древней столицей развевается алый флаг освобождения, Красная Армия на Правобережье, идет сюда, к этим местам! Плачут от радости Базыма, Павловский, Панин, плачут ветераны соединения и местные крестьяне, и никто не удивился, что вышибло слезу даже у железного Ковпака. Дождались!

Сразу же после митинга Ковпак собрал командиров, как обычно, чтобы снова посоветоваться, сообща решить! что и как делать дальше. Такой порядок был заведен им и Рудневым еще в Спадщанском лесу. Они твердо придерживались и неуклонно проводили в жизнь эти два, казалось бы, несовместимых принципа: единоначалие командира и подлинную демократичность. Любой приглашенный на совещание мог выступить со своим предложением, идеей или, напротив, — возражением. Единственное, чего не терпел Ковпак, — это суеты и общих рассуждений. Тут уж он не стесняется ни с кем, или оборвет, или ввернет что-нибудь такое, что надолго отучит незадачливого оратора говорить не по существу.

Впрочем, такое случается редко — личность Деда, его стиль, методы уже стали как бы частью характера и тех людей, с которыми он работал и воевал. Ожи, сами того не замечая, усваивали множество ковпаковских черт, становились удивительно похожими на него, сохраняя в то же время свою собственную индивидуальность. Так сыновья в хорошей, дружной семье и похожи на отца, и разнятся от него и друг от друга.

Пока командиры рассаживаются, Ковпак молчит, опустив голову, о чем-то раздумывая. Это его обычное со стояние — он почти всегда погружен в мысли. Окружающие знают: в эти минуты ему мешать нельзя, сам, когда нужно, подымет голову, всех оглядит внимательно, словно видит их впервые, скупо улыбнется, мол, рад вас видеть, хлопцы, и коснется седого клинышка бородки искалеченным пальцем правой руки. Это значит, что сейчас будет говорить. Голос у старика глуховатый, но слова он произносит отчетливо, интонации выразительны. Специально он шутит не так уж часто, но сама речь его лучится мягкой иронией и лукавством. Начинает Ковпак всегда с самого главного:

— Насколько мы все понимаем, война продолжается, так ведь? А раз так — значит, воюем и мы…

Лаконично, предельно деловито он излагает то, что после детальной разработки станет основой очередного боевого приказа. Затем следует обстоятельный общий разговор по существу. Говорят и по порядку, и наперебой, Дед никого не ограничивает, но с одним условием: сначала подумай, потом говори. И чтобы никакой водички!