Ковпак

Через час штабная хата пустеет. Кроме Ковпака, в ней остаются лишь Войцехович, сменивший отправленного уже в Киев Базыму, и его помощники. Немедля они принимаются за планирование предстоящей боевой операции, последней операции соединения, проведенной по приказу и под руководством Ковпака. Ею стал одновременный удар ковпаковцев и местных партизан по железнодорожным станциям Олевск и Сновидовичи. Операция имела большое значение для Красной Армии: после освобождения советскими войсками Житомира у отступающих от Коростеня гитлеровцев был только один путь — на Олевск, поэтому железная дорога на этом участке была забита немецкими эшелонами.

Свой последний бой гитлеровцам Дед дал в ночь на 15 ноября. В книге «От Путивля до Карпат» Ковпак уделил ему, к сожалению, всего несколько деловитых строк: «На путях станции Олевск стояло более 300 вагонов с авиабомбами, порохом и горючим. Можно представить, что получилось, когда вспыхнули пробитые зажигательными пулями цистерны с горючим и поднялись в воздух вагоны с порохом. Полчаса на путях непрерывно, сразу десятками, рвались авиабомбы. Партизанским ротам пришлось отойти от станции на изрядное расстояние, чтобы уберечься от ливня осколков и сыпавшегося на голову крошева вагонов. За полчаса на станции взорвалось около тысячи тонн авиабомб.

Полностью была выведена из строя и станция Сновидовичи. Так мы завершили поход на Карпаты. Начинался новый период борьбы. Красная Армия, очищая украинскую землю от фашистской нечисти, вступила в районы, куда год назад мы пришли…

Перед выходом в… рейд мы были предупреждены, что районы, куда идем, в недалеком будущем станут плацдармом ожесточенных боев. Предвидение сбылось. Красная Армия уже шагнула на разведанный нами плацдарм. Решающие бои завязались там, где каждая тропинка исхожена нашими разведчиками, где нет села, в котором не побывали бы наши агитаторы, где все мосты и дороги под ударами партизан.

Как радостно было думать, что наши удары нацеливаются с такой меткостью, что мы, украинские партизаны, в тылу и Красная Армия на фронте действуем как одно целое…»

…Пришла зима, трудная для Ковпака зима 1943/44 года. Он был активен, как никогда, но и, как никогда раньше, давали знать о себе и годы, и перенесенные испытания. Старик страшно исхудал, почти не прикасался к еде. Штабники усаживали генерала за стол чуть не насильно. Мучили Деда и головные боли, и раненая нога. Другой бы на месте Ковпака попросту слег. Но в этом человеке было столько упорства и воли, что он, предельно измотанный и больной, вопреки всему на свете по-прежнему прочно держал руководство соединением, воевал, командовал, ставил командирам боевые задачи, требовал их неуклонного выполнения, проверял исполнение, дотошливо вникал во все промахи и упущения, пристально следил за работой каждого батальонного, каждого ротного командира, был, как всегда, вездесущ.

Придирался, как никогда, и к своим командирам, и к самому себе, взрывался порой, иногда по пустякам, иногда по причинам принципиальным. В этой связи характерен эпизод, свидетелем которого был уже упоминавшийся выше Я. Шкрябач:

«Нас позвали обедать. За столом сидел незнакомый мне… полковник. Сидор Артемьевич представил меня: «Оце наш сусид, Шкрябач». Полковник молча подал мне руку, но не назвал себя.

Во время обеда Ковпак изложил свой план продвижения крупных войсковых сил в Полесье, а также рассказал о задуманном им объединении всех партизанских отрядов.

Некоторое время все молчали, а потом посыпались вопросы, касавшиеся главным образом деталей. Ковпак охотно принялся за объяснения и собирался развернуть карту, как вдруг заговорил полковник.

— Эта идея, Сидор Артемьевич, — полунебрежно заметил он, — на первый взгляд сулит большой стратегический успех. Но она совсем не продуманна, фактически невыполнима и, как мне кажется, не годится…

— Чому ж вона не годытся? — спросил Ковпак.

— Трудно мне вам, Сидор Артемьевич, это объяснить, — вздохнул полковник. — Существует целая наука по этому вопросу, и тем, кто не изучал ее, все кажется чересчур простым и ясным.

— Так, выходит, я, по-твоему, дурак в военном деле? — поднял Ковпак глаза на полковника. — То есть я не понимаю тактику?..

— Да что вы, Сидор Артемьевич!.. Я имел в виду то, что вы не изучали всех тонкостей военной науки, и задачи такого масштаба вам просто не по плечу… Это же крупный стратегический план! — примирительно, но с достоинством знатока проговорил полковник.

Ковпак вышел из себя. Он встал, уперся кулаками в стол.

— Вон!.. Щоб и духу твоего не було!.. Ишь ты! Вин закинчив академию, а всю войну просыдив за тысячу километров в штабе!.. Мы воювалы, а вин — бачь, якусь учену стратегию строив!..

— Да что вы, Сидор Артемьевич!.. Я же ничего не сказал обидного. Я только напомнил, что стратегия — весьма сложное дело! — извивался полковник.