Ковры из человеческой кожи

Обмахнув висячий хлев в несколько зайчих прыжков, незваный гость взобрался на предмостье по отвесной лестнице. Перед тем как открыть дверь, силуэт обернулся, чтобы охватить взглядом деревню. Тусклый лунный свет упал на его лицо, которое было обмотано бесчисленными фланелевыми лентами не хуже туловища. Единственная технологическая брешь во всем этом обтягивающем, но также совершенно бесформенном костюме располагалась на месте правого глаза. Его одинокая зеница прищурила веки и метнула зловещий взгляд на луну, будто видя в ней нежелательного свидетеля.

Его зрачок одержимо и сладострастно трясся словно светлячок, мечущийся в банке. Казалось, незваный гость не мог дождаться, чтобы провернуть то, ради чего пришел сюда.

ОНО открыло засов и прошло в амбар, волоча за собой мешок. На предмостье остался широкий кровавый след, тянущийся внутрь…

Наступило утро.

Лазурное Марево только протирало глаза от короткого и неспокойного сна, пока доярка-Прасковья интенсивно маршировала к амбару ни свет ни заря. Трудолюбивая мирянка содержала четверых детей и, конечно, им редко удавалось наесться вдоволь. Поэтому Прасковье частенько приходилось прибегать к запасам коллективной кладовой, чтобы прокормить семью. И тот раз не был исключением. Поднимаясь по крутой лестнице, женщина просто надеялась наскрести немного гречневой крупы и муки.

Прасковья оказалась парализована ужасом, когда обнаружила под своими валенками дорогу высохшей крови, скрывавшуюся под щелью входной двери. Создавалось впечатление, будто кто-то затащил в амбар мертвого оленя. В общем, запах был соответствующим. Неописуемый трупный смрад сочился сквозь стены.

Женщина нашла в себе смелость прикоснуться к входному крюку дрожащей ладонью. Она медленно открыла дверь. Ее зрачки сузились в животном ужасе, а ноги подкосились. Нечто настолько чудовищное, но пока известное только ей, заставило Прасковью упасть на пол. Ее челюсть задрожала.

По деревне разнесся душераздирающий и жалобный женский вопль.

***

Этот крик был достаточно звонким, чтобы его едва притухшее эхо с легкостью достало до цокольных окон земской избы.

Михаил Кисейский панически разинул глаза! Вскочив из-под одеяла в одной рубашке и панталонах, экспедитор судорожно сунул обе руки под подушку и вынул оттуда свой ударный мушкет, мгновенно приставив его к плечу. Этому удивительному и даже немного жуткому трюку его научили на службе в драгунском полку. Подвергнув себя многочасовым тренировкам, больше напоминавшим дрессировку рефлексов, Михаил сумел превратить собственный организм в спящее оружие. Любой звук, который он считал угрожающим себе или кому-то важному, мгновенно мобилизовал его тело. Кисейский был готов стрелять в цель, несмотря на то, что его глаза еще были мутными.

Этот навык не раз выручал Михаила в опасных ситуациях, хотя еще чаще срабатывал по ошибке. И казалось, случилась очередная ошибка, ведь в бильярдной комнате Захара Ячменника, преобразившейся в детективную контору за один вечер, было совершенно спокойно. Восстановив подорванное дыхание, следователь опустил оружие и усмехнулся, взглянув на себя со стороны. Экспедитор Тайной канцелярии стоял посреди пустой комнаты в одной рубашке, наполовину заправленной в трусы, и сжимал в руках пистолет. Михаилу сильно повезло, что никто не застал его в таком виде.

Кисейский быстро натянул мешковатые черные порты и недоумевающе почесал затылок. Только сейчас он понял, что разбудило его. Это был пронзительный женский вопль, донесшийся из-за окна. Должно быть, сквозь сон Михаил подумал, что этот крик принадлежал кому-то важному.

Обеспокоенный взгляд следователя метнулся к кровати Матрены!

Она была пуста, а постельное белье беспорядочно скомкано и разбросано по сторонам. Сердце Михаила екнуло, когда он заметил, что дверь в цокольный коридор была открыта нараспашку. Его напарница пропала без следа…

«Кто-то пробрался в комнату ночью. Он забрал ее. Почему он не тронул меня?» – вихрь беспочвенных страхов поднялся в его только прогревающейся утренней голове. Михаил рухнул обратно на кровать, смяв длинную и липкую челку, которая закрывала то одну, то другую сторону его лица как подранный и выцветший театральный занавес. Он делал так всегда, когда его восприятие немело, а глаза становились отчаянными и пустыми.

Кисейский был профессионалом и быстро взял себя в руки, ведь знал: каждая секунда могла быть на счету. Вскочив и оттолкнувшись от борта кровати, он ринулся к двери, не выпуская из рук мушкета. Прислонившись к раме спиной и решительно выдохнув, отважный экспедитор совершил пируэт в неизвестность. Его воображение в мгновение нарисовало лужи крови и горы тел, которыми был завален цокольный тоннель. И конечно, жестокое Одноглазое Лихо, вооруженное ритуальным секачом, возвышалось над трупами…

Михаил был искренне удивлен и даже обескуражен, когда увидел «пропавшую без следа» Матрену в конце чистого и приятно пахнувшего коридора. С беззаботной припрыжкой его напарница возвращалась в бильярдную комнату из уборной. Она вытирала лицо полотенцем.