Ковры под псевдонимом

Подумать только, каждому известно — закон предусматривает наказание тех, кто использует хлеб на корм скоту, и тем не менее целый колхоз за неполных четыре года скупил у хлебозавода и в продовольственном магазине села 309 тысяч буханок общим весом в 232 тонны 900 килограммов, а плюс к этому почти 6,5 тонны разной крупы и скормил все это скоту и птице. И знали об этом не только члены правления, но и бухгалтеры, кладовщики, операторы ферм, птичницы, ездовые, ветеринары — словом, все колхозники. Ни у кого не дрогнуло сердце, не возмутились душа и совесть! Больше того, когда началось следствие, многие, в основном, правда, должностные лица колхоза, бросились на выручку Сороке, и это понятно, потому что они сами в определенной мере оказались причастными к «хлебным операциям» и защищали уже не столько председателя, сколько себя.

Ивашев, Бурик, Сорма, Бровский, Батов изо всех сил пытались убедить суд, будто на корм скоту шел только хлеб черствый (?!), деформированный, недопеченный и бог весть еще какой, ни на что больше не пригодный. Но эксперты, специалисты хлебопекарного дела утверждали: если в хлебной продукции имеются изъяны, то она подлежит переработке, скармливать и эту продукцию скоту — недопустимо.

Кстати, версия об употреблении на корм только ни на что больше не годного хлеба родилась в голове самого Сороки с самого начала следствия. Он сумел навязать ее даже некоторым свидетелям. Как? А очень просто: во время следствия председатель продолжал оставаться на свободе и выполнять свои обязанности. Сам этот факт оказывал немалое психологическое воздействие на тех, кого вызывали в качестве свидетелей: кто его знает, чем все это закончится? Скажешь правду, а потом будешь не рад. Пригрозил же председатель Сокову, заведующему производством хлебозавода, когда тот осмелился обратить внимание на его незаконные действия. А мастеру того же завода Ткачу, отказавшемуся как-то отпустить подводу хлеба, недвусмысленно посулил служебные неприятности, вплоть до увольнения с работы. Он-де, «влиятельный человек в районе и может все»!

И люди боялись перечить Сороке. Мастер, чтобы не связываться, ушел в цех, но видел, как экспедитор удовлетворил просьбу председателя колхоза и тот уехал, загрузив подводу доброкачественным хлебом.

Не удивительно, что этот «влиятельный» человек умел обрабатывать людей. Бухгалтер колхоза Ковалева на суде прямо заявила об этом. Больше того, она призналась, что прежде, боясь неприятных для себя последствий, давала ложные показания, будто хозяйство приобретало одни только отходы, так называемые огарки, ценой пять копеек за килограмм. На самом же деле колхоз скупал хорошую продукцию, но председатель приказал говорить иначе не только ей, а и другим тоже.

Впрочем, попытки лжесвидетельства этим не исчерпываются. Порадеть «родному человечку» поспешили и ответственные работники районного звена. Едва началось следствие, как они сразу же постарались запутать его. Нимало не смущаясь, прислали официальную справку, будто приобретенная в розницу крупа скармливалась птице по… указанию руководства районного совета колхозов. Более того, эту ложь даже подтвердили в своих показаниях.

Эти люди долго стояли на своем, пока до них не дошло, чем может обернуться лжесвидетельство: ведь предупреждения об ответственности за дачу ложных показаний — не пустая формальность, а вполне осязаемая возможность попасть на скамью подсудимых. Тут-то все свидетели и сделали крутой поворот. В суде они опровергли все, что еще так недавно утверждали. Конечно же, Сороке не поступало из района никаких указаний использовать пищевые продукты в рационе скота и птицы. Конечно же, делать это — возмутительное безобразие. Сорока, самолично внесший такое предложение, кругом виноват и заслуживает сурового наказания.

Но прозрение, наверное, произошло все же не только потому, что свидетели осознали неминуемость наказания за лжесвидетельство. Тут примешалось, видимо, еще одно обстоятельство, на котором остановимся позже.

Пока же хотим обратить внимание на то, к чему привела противозаконная «предприимчивость» Сороки. Накормив хлебом скот, он создал заметные трудности в снабжении им населения. Несколько продавцов продовольственных магазинов из близлежащих сел, а также председатель исполкома сельского Совета народных депутатов показывали на суде, что в течение трех лет, когда Сорока внедрял свою «рационализацию», жители сел плохо обеспечивались хлебом, его доставляли с завода с перебоями. Люди жаловались, писали письма, требовали разобраться. С хлебозавода, как по-заведенному, отвечали: отпущенные на данный месяц фонды муки использованы. И точка!