Ковры под псевдонимом

В рядах приезжих «тружеников» возникло недовольство. Как это бывает, одни, что называется, примирились, понуро опустили головы, другие — заворчали, а самые сметливые принялись тихо действовать. Через председателя. Возглавлявшая бригаду жена подсудимого П. Харь-ко, Екатерина, в течение нескольких дней обивала пороги его кабинета, упрекая руководителя хозяйства в обмане — не предупредили, дескать, заранее об изменении порядка продажи яблок. Ехали в надежде на пятипроцентную норму, а тут надувают! Сорока клялся, что не может преступить руководящих указаний свыше, тяжело вздыхал и разводил руками. Даже сочувствовал, и у людей создавалось впечатление, что он хочет им помочь, но то ли не решается, то ли чего-то ждет. Как выяснилось, он действительно выжидал… когда «клиент созреет» и тогда уже без тени смущения и неловкости согласился… «сделать одолжение» — пусть сборщики оплатят положенное через кассу, а за остальное — две тысячи ему в карман. Заодно предложил каждому еще сто ящиков яблок самого ценного сорта «рихард», разумеется, на таких же условиях.

Чуть позже, когда Е. Харько прибыла домой с грузом, жительница соседнего села Чубчик тоже захотела приобрести яблоки в том колхозе и просила у Е. Харько содействия. Та сказала, что дело, мол, невыгодное — Сорока «содрал с них, будь здоров, какую сумму». Но Чубчик и такие условия сделки устраивали. Вскоре супруги Чубчик вместе с супругами Харько прибыли на переговоры с Сорокой. Сделка состоялась быстро и без помех. Но на сей раз осторожность изменила Сороке, он принял две с половиной тысячи рублей у мужа Харько из рук в руки, а не через Кишкову, как в предыдущие разы.

Та осень оказалась для дельца весьма доходной. По предварительному сговору между Сорокой, Кишковой и Песковым, исполнявшим обязанности кладовщика, ими было реализовано около семи тонн яблок, за которые только руководитель хозяйства положил в карман без малого шесть тысяч рублей. Радуясь полученному доходу, Сорока расщедрился, разрешил сборщикам, приехавшим из разных мест страны, отправить домой груз колхозным транспортом и в колхозных ящиках (378 штук), за что, конечно, в кассу колхоза никто не внес ни копейки.

Суд, рассмотрев дело, воздал каждому из его участников по заслугам. Сороке, в частности, пришлось покинуть уютное гнездышко — двухэтажный особняк, оцененный более чем в 28 тысяч рублей, чтобы провести в менее теплых краях восемь лет. Автомашина ГАЗ-24, денежный вклад на 36 тысяч рублей и домашнее имущество у него конфискованы. Кроме того, он лишен государственных наград — орденов Октябрьской Революции, Трудового Красного Знамени, двух орденов «Знак Почета» и медали.

Кажется невероятным, недостижимым: награды и статьи уголовного кодекса. Что же, выходит, незаслуженно награждали? Нет. Были времена, когда Сорока трудился в полную меру своих сил и способностей и колхоз шел в гору. Но в последние годы — то в одном месте прорыв, то в другом. В хозяйстве перестали заботиться о развитии кормовой базы. Тогда председателя и осенило — залатать дыры магазинным хлебом.

Но неужели, спросит читатель, никто из работников органов правосудия в районе не замечал, что не все ладно в хозяйстве? Замечали. Районный прокурор предъявлял Сороке и другим специалистам иск о возмещении ущерба, причиненного хозяйству падежом скота и птицы. Решением народного суда с него было взыскано 300 рублей.

«Это мелочь!» — решило руководство района, вспомнив о проводившихся именно в этом колхозе показательных семинарах, совещаниях, о визитах всевозможных делегаций, шикарных приемах и обильных угощениях. Никаких выводов в отношении Сороки сделано не было. Деньги на угощения выделялись решением правления, а если не хватало, пускали шапку по кругу. Что касается шапки, бог с ней, а вот по какой статье расходов уплывали частенько до 400 рублей из кассы хозяйства — неясно. Участники застолья разных рангов подобными пустяками, к сожалению, не интересовались.

В колхозе, было дело, скормили скоту восемь с половиной тонн отличной моркови. Объяснили так: коровам тоже нужны витамины. Районный прокурор предъявил иск о взыскании с Сороки и других специалистов 1530 рублей. Народный суд в иске отказал. Допустим, судебными, правовыми средствами в тот раз нельзя было Сороку наказать. Но ведь можно было воздействовать на него иными средствами — дисциплинарными, скажем. Ведь как ни суди, ни ряди, а с морковью форменное безобразие вышло. Это все понимали, но Сороку даже не пожурили.

Безнаказанность развязывала руки председателю колхоза, подталкивала его к новым правонарушениям, и он уверовал в свою «непотопляемость». Но не спасли его ни «заступники» сверху, ни былые заслуги.