Ковры под псевдонимом

Когда заходит речь о сроках, читатель, возможно, сетует на авторов за то, что они не называют всех прошедших по делу лиц и не указывают точное количество лет, которое им придется быть вне общества. Но, право же, есть ли надобность приводить иной раз весьма длинные списки осужденных. Главное не в этом — в неотвратимости наказания. Неотвратимости! В этом социальный и политический смысл правосудия.

По совести говоря, речь об этом зашла не столько для того, чтобы избежать возможных упреков со стороны читателей, сколько для того, чтобы отвлечься на время от преступников из группы Листовкина и перенести акцент на нечто другое, от чего тоже зависело ее своевременное разоблачение. На наш взгляд, это «нечто» настолько важно и настолько принципиально, что без него все здесь рассказанное будет выглядеть документом с зачеркнутыми строчками: смысл его в общем и целом ясен, а вот определенные частности, не менее существенные, затерялись. Да и многое осталось невыясненным.

Начнем с того, что Листовкин и его приближенные сочиняли аккордные и иные наряды не только (добавим и не столько) на самих себя, сколько на подставных лиц, которые, расписавшись в ведомостях, смиренно возвращали полученные деньги либо заместителю директора по экономическим вопросам, либо кому-нибудь из его шайки. Таких, как ни прискорбно, было немало. То и дело мелькают фамилии людей, оказывавших услуги «фирме». Безвозмездно, из желания угодить, порадеть начальству.

По делу опрошено более трехсот свидетелей, и каждый из них — каждый! — мог своевременно разоблачить преступников. Мог, но не торопился. На вопрос, почему молчали, беспомощно разводили руками, либо ссылались на то, что мы, дескать, «люди маленькие», «нам вступать в борьбу трудно, того и гляди съедят». Такая, понимаете, «философия», обывательская, негражданственная, трусливая.

Правда, так поступали не все. Зоя Алексеевна Головко, преподавательница местного политехнического института, в течение трех месяцев проходила стажировку в плановоэкономическом отделе Амурлитмаша. По месту работы за ней, разумеется, сохранялась заработная плата. Но то ли от широты души, то ли в надежде, что Головко может ему пригодиться в будущем, Листовкин повелел начислять ей зарплату и на заводе. Сумма за три месяца собралась солидная — почти 600 рублей. К удивлению людей, привыкших измерять порядочность в деньгах, Зоя Алексеевна от неположенных денег отказалась. И твердо стояла на своем.

Что ж, проверку на честность она прошла. Но прошла, мы бы сказали, наполовину. Ей осталось, казалось бы, сделать еще один шаг — поставить кого следует в известность о попытке за счет государства проверить ее на чистоплотность. Зоя Алексеевна, повторяем, сама ничем не позволила себя запятнать, и тут мы не можем предъявлять к ней никаких претензий. Тут она чиста. Но чиста ли она в том, что побоялась или не решилась (не хотела руки марать, считала такой поступок недостойным) просигнализировать о непорядке… Чего тут больше: наивности или гражданской инфантильности, бесхребетности или равнодушного отношения к охране народного достояния?

Но как быть с другими, с теми, кто совсем не противился злу. И не только не противился, но своим непротивлением способствовал преступлению. Скажем, Анатолий Яковлевич Заков — специалист, отвечающий за выполнявшуюся во внеурочное время работу по заданию двух институтов Москвы и Волгограда. Трудилось под его началом девятнадцать человек, которых он знал наперечет, ибо постоянно сталкивался с ними по службе, выяснял какие-то детали, спорил, ругался, заставлял переделывать неправильно или плохо сделанное. Словом, досконально и точно ведал, кому и что причитается. Однако в ведомость каким-то образом попали Листовкин и Овин-ков. Что же Заков? Возмутился, поднял шум? Ведь суммы бездельники отхватили немалые — почти по 700 рублей. Нет, Закову подобная несправедливость не показалась дикой. Он с ней молча согласился. Из каких побуждений — не смог объяснить ни следователям, ни суду.

Допустим, что Заков, получив за свои труды положенные ему деньги, в силу пассивного отношения ко всему, что делается вокруг него, не стал докапываться до истины или не заметил подлога. Но работники Ленинградского отделения института «Гипростанок» Зинаида Алексеевна Усова, Валентина Ивановна Розова, Николай Николаевич Ляев, Владимир Дмитриевич Туз и Михаил Павлович Кратьев пребывали за многие тысячи километров от Комсомольска-на-Амуре и не могли не сознавать, что с такого расстояния работать на Амурлитмаше можно разве только в научно-фантастических романах, авторы которых уже научились создавать человеческие аналоги и поселять их одновременно в разных населенных пунктах. Почему же их не смутили деньги, полученные за работу, которую они выполняли в Ленинграде в силу служебных обязанностей и за которую им исправно платили в родном городе? Ведь макет модельного цеха для ВДНХ выполнялся на договорной основе при наличии специальной сметы, включавшей в себя и пункт о заработной плате. Тогда в чем дело?