Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Мои первые черновые варианты обычно не звучат, как «я». В них я чрезмерно умничаю и прыгаю с места на места, в них много слов-паразитов, клише, пустых фраз и т. п. И с точки зрения причинно-следственной связи в них много отклонений. События происходят без особых причин, никуда не ведут или куда-то ведут, но это слабо оправданно. Но после доработки они становятся более упорядоченными, смешными, и все сглаживается. Логика того, как одно событие перетекает в другое, становится неоспоримой, и начинает казаться, что все происходит не просто так. И это понятно, если думать об исправлениях как о повторяющемся процессе перекраивания текста на свой вкус. Постепенно ты начинаешь в истории видеть «себя», и даже больше, чем ты мог представить в начале. Начинается проявляться сверхлогика, внутренняя логика, в которой больше прямоты и причинно-следственной связи, чем в простой логике реального мира.

Суть в том, что писать на самом деле значит очаровывать через прозу, побуждая людей продолжать читать. Поэтому, так же как с характером в реальной жизни, часть процесса состоит в том, чтобы понять, с чем ты работаешь. Как мне сделать так, чтобы люди продолжали читать? Что есть в моем инструментарии?

В детстве у меня был игрушечный трек. Машинки подъезжали к «заправкам», которые представляли собой два вращающихся резиновых колеса. Они толкали машинку дальше, к следующей «заправке». Ты хочешь, чтобы читатель оставался на треке, поэтому ты даешь ему маленькие заряды удовольствия с целью протолкнуть его дальше к концу истории.

Можно сказать, что научиться быть писателем – это как начать взаимодействовать со своими маленькими заправками: выяснить, какой микромомент силы ты способен создать, чтобы заставить читателя двигаться сквозь текст.

Одной из вещей, которые интересуют меня в юмористическом письме, является следующее: как писатель, перечитав предложение сотню раз, все еще узнает эту интуитивную «вспышку удовольствия»? Это же такой внутренний момент. Настолько внутренний, что, кажется, он может стать отравляющим. Это совсем не похоже на исполнение комедийного монолога, успех которого тут же подтверждается аплодисментами или смехом.

В этом и заключается суть проблемы. Ты становишься глухим к своей собственной прозе после того, как много раз ее перечитываешь. Я думаю, это, возможно, главная вещь, которой должен научиться каждый автор: как мне освежить свой разум, чтобы продолжить читать? И я бы сказал, что это одна из областей, в которой я объективно стал лучше со временем. Сейчас у меня уходит меньше времени на то, чтобы освободить сознание и посмотреть на то, что я написал, относительно свежим взглядом. Я просто пытаюсь подойти к прозе так, как будто вижу ее в первый раз. Часть задачи в том, чтобы лишить себя всех представлений, которые у тебя накопились об истории: как будто протереть запотевшее окно. Представлений вроде: да, эта часть скучная, но это потому, что она неотъемлема для моей критики провинциальности. Когда такие вещи исчезают, что остается? Ну, по сути, остается человек, который читает текст впервые. И это ты, который еще не перечитал эту историю миллиард раз.

Когда вы пишете, как вы понимаете, что концовка – это именно то, что нужно? Как вы понимаете, где остановиться?

Нужно работать над идеей свежего взгляда, которую я упомянул выше. Если представить, что в твоей голове есть измерительный прибор, у которого на одном конце «позитив», а на другом «негатив», наша задача заключается в том, чтобы держать измерения в зоне позитива. Если показания падают до негатива, спросите себя, почему так происходит, и внесите соответствующие изменения. И лучше, чтобы ответ на вопрос «почему» был интуитивной регулировкой, а не огромным концептуальным поверхностным слоем.