Козацкие могилы. Повесть о пути

Наиболее полным выражением чаяний противников единства России в казацком стане стал заключенный в 1658 году в Гадяче договор с Польшей, составленный лично Немиричем. По нему Малороссия вновь примыкала к Речи Посполитой на правах самобытного государства под названием «Великого Княжества Русского», со своим верховным трибуналом, сановниками, казначейством, монетой и войском. Предполагалось создать в нем две академии — одну в Киеве, другую в неназванном пока месте, где это впоследствии окажется удобным, а также множество школ со свободным преподаванием и совершенно вольное книгопечатание. Стремясь привлечь сочувствие казачества, Немирич предусмотрел в соглашении полное упразднение унии в новом государстве; для соблюдения внешних приличий он как будто бы тоже вернулся в отеческое православие, составив обращение к прочим польским «диссидентам» — то есть буквально «раскольникам», как именовались в Польше все некатолики от русских до кальвинистов и антитринитариев, за исключением придерживавшихся отъявленно нехристианских исповеданий, — последовать его примеру. Но вместе с тем чрезвычайно показательно, что и в Гадяче, и на последовавшем для утверждения договора польском сейме Немирича сопровождал его давний товарищ по секте, владелец Киселина Александр Чаплич…

Весной следующего, 1659 года Немирич с двумя сотнями значных казаков прибыл в Варшаву. В сенатской зале, где посреди старейшин восседал сам король, он выступил вперед и произнес на изысканной латыни велеречивое слово:

«Мы являемся в настоящий день перед престолом его королевского величества, перед собранием всей Речи Посполитой послами светлейшего и благороднейшего гетмана всего войска Запорожского и вместе с тем целого русского парода — признать пред лицом всего мира, пред грядущими веками его величество повелителем нашей свободы, Речь Посполитую и корону польскую нашею отчизною и матерью. Держава вашего величества во всем свете славится свободою и подобна Царствию Божию, где как огненным духам, так и человеческому роду даются божеские и человеческие законы, с сохранением их свободной воли без малейшего нарушения, на все времена от сотворения мира. Пусть другие государства и державы славятся своим тёплым климатом, обилием земных богатств, избытком золота, драгоценных перлов и камней, роскошью жизни; пусть красуются перед целым светом, подобно дорогим камням, оправленным в золотые перстни, — их пароды не знают истинной свободы: забывая, что одарены от Бога свободною волею, они живут как будто в золотой клетке и должны оставаться рабами чужого произвола и желания. В целом свете нельзя найти такой свободы, как в польской короне. Именно сия неоценимая, несравненная свобода и ничто иное привлекает нас теперь к соединению с вами: мы рождены свободными, в свободе воспитались и свободно обращаемся к равной свободе. За неё, за честь достоинства вашего величества, за благосостояние всеобщего отечества, готовы положить жизнь нашу. На ней да созиждется наше неразрывное единство, как и на сходстве религии, жизни и прав наших народов; свобода и братское равенство да будут основою нашего соединения для потомков наших.

Государства поддерживаются теми же средствами, какими они созидаются. Быть может, всесильная рука устрояла наше соединение для того, чтобы другие народы последовали нашему примеру, преклонились пред вашим величеством, обняли и облобызали этот драгоценный талант и клейноды польской короны. Да возрастает Речь Посполитая великою и могущественною державою, Божиим благословением, счастливым царствованием и попечением вашего величества и благоустройством соединенных земель. С нашим подданством приносим мы вашему величеству, королю и государю, свои просьбы и желания, в которых мы не могли быть удовлетворены посредством комиссаров на предшествовавших переговорах — только королевское величество и Речь Посполитая могут дать этому делу совет, окончательно решить возникшие вопросы, успокоить озабоченные умы верных подданных его величества и кроткою королевскою десницею привлечь их всецело к себе в объятия.

Мы не надеемся, чтобы нашёлся кто-нибудь в Речи Посполитой, кто стал бы смотреть на нас с завистью и недоброжелательством: благородные души свободны от этого порока, а низкие обвыкли скрывать свои постыдные побуждения!»

Здесь речь была приветствована общим плесканием рук, несколько запнувшим её гладкое течение; обождав, покуда плески утихнут, Юрий Немирич продолжил её искусными уподоблениями, позаимствовав для них распространенные евангельские образы-притчи:

«Вот блудный сын возвращается к своему отцу… Да примет его отец поцелуем мира и благословения! Да возложит золотой перстень на палец его, да облечет его в нарядные одежды, да заколет упитанного тельца и да возвеселится с ним на зависть другим!..

Обретается потерянная драхма, возвращается овца к пастырю, нашедшему её: да возложит он её на рамена свои, и понесёт, и возрадуется великою радостью!..