Козел отпущения

-- Волхвы приносили подарки... Я знаю, что ты привез маман медальон, она приколола его к платью. Она сказала тете Рене, что медальон стоит кучу денег и с твоей стороны было гадко его покупать, но это показывает, как ты ее любишь.

-- Что я тебе говорил? Нет ничего лучше, чем дарить людям подарки.

-- Да, но не на виду у остальных, а каждому свой. Я рада, что ты не положишь в столовой мой . А что ты привез остальным?

-- Сама увидишь.

Положив книжку на пол, Мари-Ноэль стала на четвереньки и раскрыла первую страницу. Я смутно вспомнил, что, в отличие от взрослых, дети читают, лежа животом на полу, рисуют стоя, а есть предпочитают на ходу. Я вдруг подумал, что надо бы подняться наверх, узнать, как чувствует себя графиня, и сказал Мари- Ноэль:

-- Пойдем спросим, как здоровье бабушки. -- Но она продолжала читать и, не поднимая головы и не отрывая глаз от книжки, сказала: . Однако я пошел наверх со странной уверенностью, что я делаю все, как надо.

Я без труда нашел дорогу на третий этаж и, пройдя по коридору, подошел к двери в его конце. Я постучал, но не получил ответа, не слышно было даже лая. Я осторожно приоткрыл дверь; в комнате было темно, ставни закрыты, портьеры задернуты. Я с трудом разглядел на кровати фигуру графини, прикрытую одеялом. Я подошел и посмотрел на нее. Она лежала на спине, подтянув простыню к подбородку, и тяжело дышала, на бледном лице -серовато-грязный отлив. В комнате было душно, пахло чем-то затхлым. Хотел бы я знать, насколько серьезно она больна, подумал я, и как это нехорошо со стороны Шарлотты оставить мать без присмотра. Я не мог сказать, действительно ли она спит или лежит с закрытыми глазами, и шепнул: -- но она не ответила. Тяжелое дыхание казалось жестким, мучительным. Я вышел из комнаты, тихонько прикрыв дверь, и в конце коридора столкнулся нос к носу с Шарлоттой.

-- Как маман себя чувствует? -- спросил я. -- Я только что заглядывал к ней, но она меня не услышала.

В черных глазах женщины мелькнуло удивление.

-- Она теперь будет спать часов до двух-трех, господин граф, -- шепнула она.

-- Доктор уже был? -- спросил я.

-- Доктор? -- повторила она. -- Нет, само собой.

-- Но если она заболела, -- сказал я, -- будет разумней его позвать.

Женщина вытаращила на меня глаза:

-- Кто вам сказал, что она больна? С ней все в порядке.

-- Я понял со слов Гастона...

-- Просто я, как обычно, велела передать на кухню, чтобы госпожу графиню не беспокоили.

Голос ее звучал обиженно, точно я несправедливо обвинил ее в какой-то оплошности, и я понял, что совершил ошибку, поднявшись сюда, чтобы осведомиться о здоровье ее пациентки, которая и больной-то не была, а просто спала.

-- Должно быть, я не то услышал, -- коротко сказал я, -- мне показалось, он говорил, будто она заболела.

Повернувшись, я спустился вниз и пошел в гардеробную за подарками, которыми намеревался оделить своих ничего не подозревавших родственников. Мари-Ноэль все еще была здесь, ее так захватило чтение, что она заметила меня только тогда, когда я тронул ее носком туфли.

-- Знаешь, папа, -- сказала девочка, -- святая Тереза была самым обыкновенным ребенком, вроде меня. В детстве в ней не замечали ничего особенного. Иногда она плохо себя вела и причиняла горе родителям. А затем Бог избрал ее своим орудием, чтобы принести утешение сотням и тысячам людей.

Я взял со стола свертки.

-- Такие вещи нечасто случаются, -- сказал я. -- Святых редко когда встретишь.

-- Она родилась в Алансоне, папа, это почти рядом с нами. Интересно, воздух здесь такой, что делает из человека святого, или человек сам должен для этого что-то сделать?

-- Спроси лучше тетю.

-- Спрашивала. Она говорит, просто молиться и поститься -- еще недостаточно, но если ты действительно смиренен и чист сердцем, на тебя может вдруг, без предупреждения, снизойти божья благодать. Я чиста сердцем, папа?

-- Сомневаюсь.

Я услышал, что к замку подъехала машина; Мари-Ноэль подбежала к окну и высунула голову.

-- Дядя Поль, -- сказала она. -- Для него у тебя самый маленький подарок. Не хотела бы я быть на его месте. Но мужчины умеют скрывать свои чувства.

Мы, как заговорщики, спустились вниз, в столовую, где я еще не был, -длинная узкая комната налево от входа с окнами на террасу, -- и я, схитрив, попросил девочку разложить подарки, что она сделала с явным удовольствием, забыв прежние сомнения. Во главе стола было, очевидно, мое место, так как оно осталось без подарка, а напротив, к моему удивлению, оказалось место Бланш, а не Франсуазы, как я думал; подарок Рене девочка положила рядом со мной, сверточек, предназначенный Полю, -- рядом с Бланш, а свою книжку -- с другой стороны от меня. Я пытался разгадать эту головоломку, но тут в столовую вошел Гастон, уже не в полосатой куртке, а во фраке, за ним -розовощекая Жермен и еще одна горничная, которую я раньше не видел, но, судя по полноте и кудрявым, как у барашка, волосам, она была дочерью женщины, стиравшей белье у рва.