Козел отпущения

-- Можете себе представить, Гастон, -- сказала Мари-Ноэль, -- папа привез всем подарки, даже тете Бланш. Это не потому, что у нас какой-нибудь праздник, просто в знак того, что папа ценит нас всех по заслугам.

Я заметил, как Гастон кинул на меня быстрый взгляд, и спросил себя, что в этом необычного -- привезти из поездки подарки. Может быть, ему пришло в голову, что, покупая их, я был пьян? Спустя минуту он распахнул двойные двери в конце столовой, ведущие, как оказалось, в библиотеку, и объявил: . Небольшая группа, открывшаяся моим глазам, могла сойти с жанровой картины, написанной в чопорной манере XVIII века. Франсуаза и Рене сидели поодаль друг от друга в высоких жестких креслах, одна -- с книгой, другая -- с вышиванием. Поль облокотился на спинку кресла своей жены, высокая темная фигура Бланш вырисовывалась на фоне задней двери. Все подняли головы, когда в комнату вошли мы с Мари-Ноэль.

-- Папа приготовил вам сюрприз, -- крикнула девочка, -- но я не скажу какой.

Я подумал: будь сейчас на моем месте настоящий Жан де Ге, смог бы он увидеть их моими глазами или родственная связь -- ведь это была его семья, он составлял с нею единое целое -- притупила бы остроту восприятия, и их красноречивые позы ни о чем не говорили бы ему, казались бы естественными, проистекали бы из их прошлого и настоящего, известного ему, как никому иному. Я, чужак, был зрителем в театре, но в каком-то смысле я был также и режиссер: обстоятельства вынуждали их подчиняться мне, их поступки зависели от моих. Я был Мерлин, Просперо, а Мари-Ноэль -- Ариэль, исполняющий мои приказания, посредник между двумя различными мирами. Я сразу же увидел страх на лицах Франсуазы и Рене, но выраженный в разной степени и, безусловно, вызванный разными причинами. На первом отразились неуверенность, боязнь, как бы ей не причинили боль. На втором, настороженном и подозрительном, было видно не столько опасение, сколько недоверие. Поль, не скрывая неприязни, кинул на меня косой, враждебный взгляд. Бланш, стоявшая у двери, не проявила вообще никакого интереса. Но я заметил, что она вся напряглась и посмотрела мимо меня на Мари-Ноэль.

-- Что это, Жан? -- спросила Франсуаза, поднимаясь с места.

-- Ничего особенного, -- сказал я. -- Мари-Ноэль любит все окутывать тайной. Просто я привез вам по подарочку, и мы с ней положили их в столовой у ваших приборов.

Напряжение ослабло. Рене перевела дыхание. Поль пожал плечами. Франсуаза улыбнулась, дотронувшись до медальона, приколотого к кофточке.

-- Боюсь, ты истратил в Париже слишком много денег, -- сказала она. -Если ты и дальше будешь дарить мне такие подарки, у нас ничего не останется.

Она прошла в столовую, остальные за ней. Я сделал вид, будто завязываю шнурок, чтобы все остальные сели и я мог убедиться, что мое место действительно во главе стола. Так оно и оказалось, и я тоже сел. Наступила тишина в то время, как Бланш читала молитву, а мы сидели, склонив головы над тарелками. Я заметил, что Мари- Ноэль, как зачарованная, смотрит в конец комнаты на Бланш, а та не сводит взгляда со свертка возле салфетки. На ее обычно неподвижном лице изумление боролось с гадливостью и ужасом, словно перед ней была живая змея. Затем губы ее сжались, она овладела собой и, не глядя больше на подарок, взяла салфетку и положила себе на колени.

-- Вы разве не развернете пакет? -- спросила Мари-Ноэль.

Бланш не ответила. Она отломила кусок хлеба, лежавшего у ее тарелки, и тут я увидел, что все остальные глядят на меня так, точно произошло нечто небывалое. Может быть, что-нибудь -- то, как я сел за стол, как держался, какой-нибудь невольный жест -- наконец выдало меня и они догадались, что я обманщик?

-- В чем дело? -- сказал я. -- Почему вы все на меня уставились?

Девочка, мой домашний ангел-хранитель, снова выручила меня:

-- Все удивляются, что ты подарил подарок тете Бланш.

Вот оно что! Я вышел из образа. Но уличен пока не был.

-- Вы же сами знаете, что я люблю тратить деньги, -- громко сказал я, вспомнив слова Жана де Ге в бистро в Ле-Мане и подумав о том, как тщательно он выбирал подарки, чтобы они пришлись по вкусу тем, кому он их купил, добавил: -- Надеюсь, я привез каждому то, в чем он больше всего нуждается. Это входит в мою систему.

-- Знаете, -- сказала Мари-Ноэль, -- папа подарил мне -- житие святой Терезы из Лизье. А я хотела иметь эту книжку больше всего на свете. Навряд ли папа подарил тете Бланш житие святой Терезы из Авила. Я щупала пакет, там не книга, он не той формы.

-- Может быть, ты перестанешь болтать, -- сказал я, -- и начнешь есть. Развернуть подарки можно и попозже.

-- Лично я хотел бы получить один-единственный подарок, -- сказал Поль, -- возобновленный контракт с Корвале, ну и неплохо бы еще в придачу чек на десять миллионов франков. Тебе случайно не удалось выполнить мое желание?

-- Я бы сказал, что твой подарок тоже не той формы, -- ответил я, -- и я терпеть не могу говорить о делах во время еды. Однако охотно поеду с тобой после ленча на фабрику.