И ратники работали не покладая рук, стремясь силой вытеснить из себя доброе и заменить его злым, жаждущим лишь крови, они переходили от одного небольшого уртона степняков к другому, оставляя после себя кладбища мертвецов и табуны низкорослых мохнатых коней, прядающих ушами и бьющих копытами в голую землю, объеденную ими до последней травинки. Это продолжалось всю ночь, до тех пор, пока на востоке не посветлела узкая полоска горизонта, готовая раздвинуться и опоясать небесный купол не светлой лентой по низу, а накрыть его ярко-синим покрывалом. Оставалось чуть-чуть до всего, хоть до зарождения нового дня, хоть до края стойбища, молчаливого после богатой ловитвы, хоть до моста через Жиздру, чтобы перейти по нему и укрыться за дубовыми надежными воротами. А потом собраться внутри детинца и отпраздновать новую победу над нехристями добрыми чарками с пивом и хмельной медовухой. Уж ноздри у ратников затрепыхались от желанного предчувствия, сами чувства, несмотря ни на что, стали занимать места в душах, опустошенных дикой резней, а стоячий взгляд начал светлеть, словно омытый утренней росой.
Да не зря будет к месту поговорка: не принимай желаемое за истину, первое может раствориться, второе никогда.
Вятка, как многие вои, поднял голову и осмотрелся вокруг, он заметил отрока в синей дымке, разлившейся от реки по лугу, оставленного заместо сторожа и должного передать дальше сигнал тревоги, если случится какая напасть. Тот перестал скрываться под берегом, а маячил на месте с копьем в руке навроде ордынского часового, да кто бы разобрал в сумерках, свой там торчит или чужой. Дальше темнела широкая лента реки, за нею шла строчка рва с валом, а потом возвышались массивные стены крепости с башнями и заборолами на ней. Над всем вокруг висела сонная тишь, еще не потревоженная ранними птахами, замершими перед появлением первого луча солнца.
И вдруг слух прорезал жуткий вопль, донесшийся с дальнего края стойбища, упиравшегося юртами в стену леса, он пронизал напряженное тело, заставив его закостенеть. Фигура отрока пришла в движение, вместо копья в его руках оказался факел, который он готовился воздеть над головой, уже горящий. Вятка развернулся назад и увидел картину, которую не мечтал увидеть в страшном сне, к нему спешили из полупрозрачной темноты дружинники, а за ними поднималась лавина всадников, готовая их растоптать, она росла, превращаясь в ордынское войско, сметавшее все на пути. Он перекинул из-за спины лук, забегал глазами по убитым нехристям в поисках саадаков со стрелами, чтобы был запас, и отшатнулся назад. Чуть дальше живые мунгалы вскакивали с земли, они подтягивали за чембуры коней и прямо с лежбища прыгали в седла с высокими спинками, скоро равнина заполнилась воем и боевыми кличами. Тысяцкий осознал, что отряд в один момент оказался окруженным со всех сторон воинами, не знавшими пощады, он закричал охотникам, набегавшим к нему:
— Ратники, рази ворогов из луков! — сам насадил на тетиву стрелу из тула, примечая ордынца порезвее. — Не сбивайтесь в кучу, ловите ихних коней и махом спешите к мосту!
Он поймал глазом ордынца, летящего к нему на коне с занесенной саблей, и отпустил тугую струну, скрученную из жил какого-то животного. Лошадь помогла всаднику покинуть седло и пронеслась в вершке от тысяцкого, оскалив зубы и обдав его визгливым храпом. А Вятка уже насаживал другую стрелу, не переставая пятиться к небольшому табуну, сдерживаемому чембурами, привязанными к поясам на трупах мунгал, в его куяк успело воткнуться несколько стрел, а по шлему скребнул наконечник дротика. Он выследил горластого врага, по виду похожего на десятского, и сшиб его одним выстрелом, затем нагнулся к ближнему трупу, ожившему из-за чембура, сорвал с него саблю, перерезав ножом крепкий ремень, потащил его на себя вместе с лошадью. Когда взобрался в седло, хватил коня кулаком между ушами, чтобы тот умерил прыть, и дернул вверх уздечку, заставив его взвиться на дыбы.
— Други, сбегайтесь к реке, там наше спасение! — снова закричал он, круто заворачивая морду скакуну. — Обратайте коней, они вас вынесут!
Кромка горизонта над зубцами леса светлела все больше и сильнее разгорался факел в руках княжьего отрока, бегущего к переправе по берегу реки. Из городских ворот ему навстречу вылетел небольшой конный отряд из дружины воеводы, созданный для того, чтобы сдержать натиск ордынцев и помочь охотникам укрыться за стенами. В глухих вежах по разным сторонам крепости забились огненные сполохи, давая сигнал отрядам, чтобы спешили к проездной башне. Тысяцкий снова осмотрелся вокруг, он ясно понял, что вырваться из мунгальского кольца не удастся и что их ждет смерть, даже если ратники успеют занять круговую оборону. Надеяться на помощь не приходилось, дружинников с малыми отрядами отсекут тысячи нехристей и поступят так-же, как с его воями.