Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

В гриднице на лавках вдоль стен восседали не бояре с купцами и знатными гражданами в длинных одеждах с боярскими столбунами, поповскими камилавками, монашескими клобуками и другими головными уборами, а суровые ратники в шеломах и кольчугах с бутурлыками на ногах и с мечами в руках. Трон на небольшом возвышении в глубине помещения, по бокам которого висели две греческие иконы со святыми, занимала по прежнему княгиня Марья Дмитриевна, но ее сын не томился одесную и как бы позади, а поставил ногу в сапоге на возвышение, шуйцу же положил на спинку трона. Князь был облачен как простой кметь в байдану из плоско раскованных колец, у ног стоял деревянный щит, обитый толстой буйволиной кожей и круглыми железными бляхами, голову прикрывал остроконечный шлем. Из-под него золотились крупные кольца волос, расскидавшиеся по плечам, десница лежала на рукоятке меча в ножнах, обшитых конской кожей. Единственное, что осталось от знатной лопоти, это аксамитные порты, заправленные в мягкие сапоги из лосиной шкуры, да серебряный перстень на среднем пальце шуйцы.

Вид юного отрока, едва достигшего тринадцати весей, говорил о твердом его характере, доставшемся от Тита Мстиславича, отца, много лет бывшего Черниговским князем и вернувшегося в вотчину по своей воле, который через время сгинул на охоте в дебрянских лесах. Мать его, Марья Дмитриевна, несмотря на кажущийся кротким нрав, правила удельным княжеством после исчезновения мужа достойно, не давая степным племенам разорить вотчину и надругаться над подданными. Левая рука князя, возлежавшая на спинке трона, и левая нога, поставленная на возвышение, на котором тот стоял, говорили о том, что от отрока остался лишь внешний обманчивый вид. Собравшиеся понимали, что до вокняжения наследника на трон остались считанные месяцы, столько же времени оставалось его матери до занятия места позади него. Но сейчас головы прибывших на совет были заняты другими мыслями, предстояло решить — держаться ли на стенах до конца и пасть как один, или попробовать укрыться в лесах. А если решиться на сдачу крепости из-за превосходства противника, то когда и каким путем покидать городок, кому оставаться оборонять его до последнего, чтобы граждане могли уйти как можно дальше. И что делать со скотом, с другим хозяйством, веками копившимся вятичами, чтобы нехристям не досталось ничего, чтобы они узнали — с их племени взятки гладки. Хотя оставлять уже было практически нечего.

Воевода еще перед советом отправил двоих охотников проверить надежность стен потайного хода и разузнать, что творится по выходе из него. Когда он ходил на охоту, ордынцы раскинули вокруг бугра с лазом наверху походный лагерь, теперь полков прибавилось, но сами они не продвинулись по склону ни на вершок, значит, на бугре мог умоститься шатер тысячника или темника. Или нехристи нашли вход и теперь ждали момента, чтобы взять козлян как куропаток. Вятка огладил светлую бороду, прикрывшую на груди серебряный тегиляй и окинул взглядом гридню, лица сидевших по лавкам мужей были смурые, видно было, что каждый искал выход и у всех он был свой. Но огласить его не решался никто, опасаясь попасть под град вопросов, ответов на которые не было.

Рядом громоздился тысяцкий Латына с глубокой раной на щеке, заполненной темной мазью и залитой поверх пчелиным прополисом, за ним виднелась крепкая фигура Улябихи, отличавшейся от других ратных людей разве что безволосым лицом и более крупными очами, заимевшими неуместную тяжесть с медлительностью в отличие от вертлявых бабьих. Дальше по лавке располагались сотские, замыкал которых Вогула с рукой на перевязи. Нынче советом правили не столбовые бояре с богатыми купцами, а ратники, поэтому первый вопрос был к ним, и он вскоре прозвучал, тихо и спокойно. Марья Дмитриевна качнула смарагдовыми колтами и повернула к воеводе немного напряженное лицо. Темные брови под шелковой белой накидкой, на которой искрилась огнями золотая коруна, наконец-то перестали смуриться, большие голубые глаза увеличились еще больше: