— Непобедимый, я рад, что ты решил посетить мой шатер и послушать наши мнения по поводу крепости Козелеск, которую мои тумены не смогли взять сходу, — нарушил тишину Гуюк-хан. Он повел ладонью вокруг себя. — Ты можешь занять среди нас место там, где тебе захочется.
Старый полководец, в ответ на запоздалое приглашение, едва заметно наклонил голову и пробурчал:
— Сиятельный, я признателен тебе за оказанную честь присоединиться к членам твоего военного совета, — он махнул здоровой рукой, показывая, что не стоит о нем беспокоиться. — Но я хотел бы предложить тебе проехаться со мной до крепости и на месте обсудить вопрос о ее штурме.
— Ты нащупал в ее стенах брешь! — подскочил на ковре Гуюк-хан, не в силах справиться с нетерпением, охватившим его. — С какой стороны ты решил нанести удар?
— Не спеши, Сиятельный, талые воды не сошли и сойдут еще не скоро, к тому-же, даругачи-начальник не успел подтянуть сюда камнеметные машины, вместе с этими требюше из страны Окситании, — остановил его Субудай. — Пока мы только примеримся, где лучше разместить машины и самострелы, чтобы одни пробили наконец в стене урусутской крепости нужную брешь, а работа вторых принесла наибольшую пользу нашим воинам.
— Пусть лучше требюше разобьют ворота Козелеска вдребезги, чем они будут бесполезно долбить дубовые бревна вокруг него, — воздел Гуюк-хан руки, он поднялся со своего места. — Тогда нашим воинам не придется карабкаться на его стены.
Царевичи и темники повскакивали вслед за ним на ноги, ожидая, кого из них возьмут с собой два лица, наиболее влиятельных в орде, все они были нацелены только на победу, а какой ценой она достанется, их мало интересовало. Зато за эту победу на поле брани можно было получить право быть первым в разграблении побежденного города и захвата в плен лучших его жителей — мастеровых людей, молодых женщин и детей, не доросших до оси колеса. А еще в награду от курултая принять в свое управление после возвращения из похода богатый улус и власть, настоящую и безграничную. Это было куда лучше, нежели путаться под ногами у своих же удачливых родственников, успевших прорваться к подножию трона, и чувствовать себя всегда униженным, тем более, выпрашивать у них милостей.
Но старый полководец, не спрашивая согласия Сиятельного, поманил за собой только царевича Бури, внука Джагатая, еще двух царевичей, внуков хана Тули, и темника Бурундая с двумя его сыновьями. Избранные вышли вслед за Субудаем из шатра, вскочили на коней и надели на левые руки китайские металлические щиты с умбонами, украшенные иероглифами, которые до этого были приторочены сбоку седел. Царевичи и темники ждали, пока старый полководец с помощью своих кешиктенов заберется в удобное седло с изодранными попоной и потником, служившими с тех времен, когда он совершал набеги на южные и восточные страны вместе со своим другом Священным Воителем. Поезд неспеша тронулся к выходу из леса, за которым раскинулась равнина, наполовину затопленная полыми водами. Это была пойма реки Жиздры, ее нужно было объехать кружным путем, чтобы приблизиться к стенам крепости с южной стороны на максимально близкое расстояние.
— Сиятельный, мне рассказали, что когда река была под снегом, один из твоих десятников повел воинов на штурм Козелеска, — переходя на крупную рысь, с издевкой напомнил Субудай скакавшему рядом с ним Гуюк-хану. — Говорят, что за ним едва не последовали остальные сотни.
— Ему сразу же отрубили голову, — поморщился Гуюк-хан, для которого этот случай стал началом позора в неудачной осаде города. — А его десяток разоружили и приставили к машинам, чтобы они тащили их через леса вместе с боолами-рабами.
— Боолов надо беречь, они дороже урусутских хашаров, не желающих работать на новых нойнонов.
— Непобедимый, как только их пригонят живыми в монгольские улусы, с них уже никогда не снимут цепей и деревянных колодок, надетых здесь наспех, — сын кагана передернул плечами и постарался замять неприятную для него тему. — Сначала нам нужно расколоть крепкий орешек, тогда мы пополним ряды хашаров, погибших во рвах и на валу от стрел своих же соплеменников, новыми их толпами.
— Это так, — согласился Субудай, поджимая морщинистые губы.