Козельск — могу-болгусун (Козельск — злой город)

Еще несколько лодок, принадлежащих козельским гражданам, требовали только мелкого ремонта, всех их было числом двенадцать. Когда завелся разговор с набором рати для похода в Серёнск, темник Латына не стал долго мудрить, он указал воеводе Радыне на Вятку и его сотню, и тому осталось только благословить храбрых воев, успевших проявить себя на охоте между ордынских полков, и на строительство ушкуев, и на поход в их тыл. Но Вятка воспротивился уходу из крепости всей сотни, он разделил ее пополам, отобрав как всегда тех, кого успел проверить в деле. Он подошел к двум своим друзьям и облокотился на брус, упертый в деревянные бока лодки, Бранок и Охрим отложили плотницкие инструменты, стряхнули с себя пахучую стружку:

— Успеем закончить? — оглянулся Бранок на остовы лодок, чернеющие за спиной потеками свежей смолы. — Кажись, дело ладится.

— А ни то, на следующую ночь будем спускать на воду. Звяга уже выведывал, когда будем припас загружать, — Охрим уверенно махнул шуйцей, продолжая оглаживать десницей лицо, покрытое серым налетом усталости. Сотня со дня осады крепости ордынцами не знала роздыху, сражаясь с тугарами то на стене, то уходя на охоту в тыл, то помогая аргунам гнуть доски для остовов лодок, забивая между ними распорки и притягивая за концы веревками к носовому комлю чтобы потом зафиксировать эти концы коваными гвоздями.

— Припас мы погрузим в последнюю очередь, вначале надо ушкуи проверить на течь, — Вятка передернул плечами. — Иначе, если какой потонет, воевода Радыня спустит с нас шкуры или посадит на кол, как мунгальских ясыров.

— Вота будя тада бяда, — ухмыльнулся десятский. И тут-же посерьезнел. — А какой струг ты надумал спустить в Жиздру первым?

— А вот его на воду и спустим, эту черную лебедушку, — похлопал Вятка ладонью по еще не просохшим доскам. — Ежели на дно сразу не канет, глядишь, и мы опосля останемся живы.

— Ты выбрал наш-от! — оживленно воскликнули оба друга. — Тогда давай мы его сами и опробуем.

— Как раз вы на нем пойдете, — не стал сотник скрывать своих задумок. — За вами потянутся ушкуи Темрюка и сбега Якуны, а замыкать поезд будет Прокуда.

— А ты с кем пойдешь? — уставился на него Охрим, от волнения он взопрел под фофудьей, подбитой лисьим мехом.

— Я наметился на середину, ежели что не заладится, то подмога будет одинаковая в обе стороны.

Бранок с Охримом переглянулись, на усталых лицах обозначилось подобие одобрительной улыбки, они покивали головами, увенчанными рысьими треухами:

— Это так и есть.

Вятка, сообщив друзьям главное, начал сворачивать разговор:

— Ну тогда пора подносить катки ближе к ушкуям, чтобы в ночь похода, пока нехристи будут видеть поганые сны, они катились по ним без остановок, а мы только их подкладывали, — отслонился он от бруса. — Прокуда нарубил таких катков целую гору.

Сотник направился к поленице, сложенной из равных по размеру бревенчатых кругляшей, чтобы убедиться еще раз в том, что к отплытию лодок все готово, и что оставалось только дождаться, пока черная горячая смола не пропитает паклю насквозь и не затвердеет в пазах между досками как желтые потеки на стволах вековых сосен, которые отодрать можно было только засапожным ножом. Изредка в воздухе свиристели глиняными свистульками залетные мунгальские стрелы с привязанными к ним кусочками горящей бересты или тряпки, но они были на излете, а значит, особого вреда причинить не могли. Разве что нанести небольшую рану, их горожане лечили своей мочей.

Новый день начался с барабанного боя в стане врага, рева длинных деревянных труб и надсадных звуков рожков, выточенных мунгалами из рогов скота. За этим концертом, во время которого шаманы с бубнами и в драных одеждах, обвешанные сушеными птичьими головами и костями животных, исполняли ритуальные танцы, последовал топот множества копыт, и все повторилось сначала. Ордынцы подскакали к стене, выходящей на напольную сторону, тучи стрел и дротиков взметнулись в воздух и понеслись к вежам и заборолам крепости, а через них — к боярским хоромам и простым истобам, стараясь разнюхать цель и поразить ее острыми наконечниками. Так продолжалось до полдня, после которого наступало короткое затишье, и бесконечная карусель кипчакских сотен начиналась заново. И так было со дня начала осады.