Этот жест произвел на сотника — парламентера большее впечатление, нежели перевод толмачем ответа воеводы, он вдруг наклонился вперед и хищно раздул вывернутые ноздри, оскалив рот с черными зубами. Казалось, еще мгновение, и сотник схватит круг аркана с острым крюком на конце и бросит его в противника, или выдернет из саадака лук вместе со стрелами и начнет посылать их в защитников. Спутники тоже взялись за оружие, меча черными зрачками громы и молнии на ратников на башне. За спиной воеводы послышалось ответное шевеление, это дружинники натягивали без лишних распоряжений тетивы луков, беря на прицел первых и последних мунгальских всадников, чтобы в случае стрельбы отрезать дорогу назад. Напряжение возрастало, мунгалы потянули на себя повода, насторожив коней, они начали озираться по сторонам, выбирая безопасные пути отхода. Но вокруг была вода, по которой нескончаемой чередой плыли огромные льдины, несущие на себе стволы деревьев, зверей, стога сена, а порой истобы, над которыми разве что не вился дым от печек.
Воевода опустил на лицо железную личину и приподнял короткую сулицу с длинным заточенным наконечником, пробивающим любую броню, намереваясь поразить сотника. Он тоже готовился отдать приказ дружинникам на уничтожение посланников Гуюк-хана, оказавшихся обыкновенными разбойниками, захмелевшими от рек пролитой ими крови. По бокам проездной башни на пряслах и на навершии ощетинились стрелами защитники, следившие за передвижением отряда врагов с самого начала. Но сотник Чакун вдруг так-же расслабленно, как пришел в ярость, осел в седле, широкое лицо изобразило искреннее недоумение, он повернулся к толмачу и что-то сказал, указывая на башню. Кипчак, исполнявший эту роль, омыл руками бледное лицо и протолкнул между плотно сжатых губ визгливый от страха голос:
— Мой господин понял, что ты есть козелеский воевода, потому что на тебе надет очень богатый доспех, — толмач покатал по худому горлу острый кадык, стараясь проглотить комок, мешавший ему проталкивать звуки, и закончил. — Он будет вести с тобой переговоры о сдаче крепости на милость победителя.
— Вы нас сначала одолейте, а потом поговорим о сдаче.
Теперь пришла очередь воеводе грозно нахмурить брови и раздуть ноздри прямого носа, сулицу он все-же опустил и задрал личину на шеломе с высоким шишаком. Но сотник словно не видел его и не слышал последних слов, он снова отдавал распоряжения слуге:
— Мой господин передает вам условия сдачи, — загундосил опять толмач. — Вы отдадите нам десятую часть от всего, чем обладаете: от продовольствия, от скота и от другого добра, а так-же десятую часть от мужчин, женщин и детей, чтобы мы могли увести их с собой.
Ратники, стоявшие рядом с воеводой, начали переглядываться, словно впервые услышали условия сдачи русских городов ордынцам, будто сбеги не успели выложить им всю подноготную грабительского акта.
— Значит, отдай своего брата или сына, а с ними жену, дочку или сестру, и они угонят их в рабство, — разом заговорили они. — Чтобы они там работали на них до конца своих дней за кусок мунгальской черствой лепешки.
— А поганые что захотят, то с ними и сделают.
— Могут не довести, вон их сколько накладено во рву, будто косой накосили.
— Они гнали наших братьев и сестер впереди себя, чтобы мы убивали их своими руками.
— Нехристи поганые, как только земля держит…
— Не бывать этому!
— Лучше поляжем на могилах пращуров, а поганых все одно порежем ножами.
— Таков наш ответ. Радыня, давай нехристю отлуп, не то он первым получит стрелу.
На прясло взбежал запыхавшийся отрок, служивший рассыльным при тысяцком Бугриме, оборонявшем вторую половину стены от проездной башни, тогда как на первой стояли отряды тысяцкого Латыны. Он подскочил на одной ноге к воеводе и громко выложил:
— Воевода, через Березовку перешел большой полк ордынцев и приблизился к стене, — он притопнул красным сапогом. — Они сбираются начать новый набег.
— А как они перешли реку? — отшатнулся назад Радыня, брови у него поползли вверх.
— Там образовался затор из льдин и деревьев с мусором, они накидали поверх досок с сучьями, и прошли.
— Ах, поганцы! — вскинулся руками воевода. — А под проездной башней решили, значит, нас отвлечь от мунгальских замыслов.
Отрок покивал головой и мазнул рукавом под носом:
— Еще готовится новая атака с напольной стороны, нехристи подтаскивают к воротной башне пороки, которые они утром приволокли из леса.
Радыня застыл было с раззявленным ртом, затем отстранил от себя отрока, медленно опустил личину на лицо и снова взялся за сулицу:
— Дружинники, готовь луки, — осевшим голосом отдал он приказ ратникам, когда за спиной перестали звенеть натягиваемые тетивы, махнул десницей в сторону отряда посланцев от Гуюк-хана. — Рази нехристей, чтобы духу их тут не было.