Козельск - Могу-болгусун (СИ)

отрядов поганых подбегало под стены и образовав кольца пускали стрелы в

защитников до захода солнца, не прекращая вращения по кругу. Даже старые

ратники разводили руками, хотя слышали о фанатизме ордынцев при достижении

ими цели, а некоторые видели его в редкие стычки с ними. Основным

направлением штурма стала напольная сторона, она выходила на пологий

безлесый бугор, за которым открывались половецкие степи, другие три стороны

надежно прикрывала вода. А это место просохло и покрылось молодой травой, которую степные лошади выедали под корень, выбивая и сами корни без остатка

острыми копытами. Козляне с тревогой качали головами, ждать новых всходов не

приходилось, а значит, приплода от домашних животных тоже. С других сторон

надо было прогонять стада по мостам через реки, что доставляло много

неудобств, к тому же луга там в мирное время занимал скот посадских.

Вятка успел набить руку на арбалетах, с которых дружинники пускали

тяжелые болты, несколько самострелов воевода Радыня велел переместить со

стены, выходящей на полноводные Другуску с Клютомой, на напольную сторону, ближе к проездной башне с воротами. Они сумели нанести вместе с праштами, метавшими каменья, немалый урон в живой силе ордынцев и разбить еще две

осадные машины с площадками наверху для стрельбы из луков. Эти машины на

колесах, увязавшие в грязи, пытались подтащить к воротам хашары из русских, нещадно избиваемые погаными, они напрягали тощие тела с веревочными лямками

на шеях и плечах и перебирали ногами в ледяном месиве распутицы, но

стенобитные сооружения почти не двигались с места. Заметив, что хашары не

слишком стремятся работать, нехристи отобрали десяток самых дохлых и

порубили в куски на глазах остальных, это делу не помогло, тараны продолжали

ползти к воротам крепости медленнее речных улиток. Когда они приблизились на

расстояние выстрела из арбалетов, Вятка забегал возле самострелов, накручивая одни детали и отпуская другие, затем взял несколько кусков пакли, окунул в смолу и обмотал ими болты, положенные на направляющие станин. Снова

возле него закрутился тысяцкий Латына, надеясь дать совет, но в этот раз

Вятка слушал только себя, он присел перед арбалетом на корточки и прищурил

глаз, затем постучал по одному боку, похлопал по другому, налаживая прицел, и приказал помощникам запаливать паклю. Она вспыхнула живым огнем от

наконечника до торца, роняя горящие капли на деревянную станину. Тысяцкий с

тревогой хлопнул себя ладонями по животу, защищенному байданой, но сказать

ничего не решился, опасаясь языка Вятки, а тот, прячась от вражеских стрел

за деревянным щитом, зашел сбоку арбалета и ударил что есть силы по клину, удерживавшему ворот. Ратники приникли кто к расщелинам между плахами, кто к

бойницам в заборолах, тысяцкий опустил личину и укрылся щитом, в который

впилось несколько стрел. Болт шумнул в воздухе толстым древком и полетел в

сторону рва, до которого хашары, выбившиеся из сил, докатили высокие машины

с тараном посередине в виде бревна с наконечником, висящего на цепях и

окованного железом. Он ударил в помост с колесами по бокам, древко

задрожало, удерживаемое на весу глубоко вошедшим наконечником, на доски

посыпались тысячи брызг от горящего мазута. Хашары попадали на землю, а

мунгалы бросились врассыпную, но тут-же вернулись и взялись стегать их

плетями по спинам и головам, заставляя тушить огонь. Настало время показать

умение праштникам пока ордынцы не пришли в себя, они накидали камней в ковш, оттянутый назад, и с шумом его отпустили. Град из булыжников пронесся над

осаждающими крепость и через несколько моментов застучал по шлемам и

малахаям, не разбирая кто свой, а кто чужой. К визгам кипчаков, штурмующих

стены, прибавились вопли побитых камнями ордынцев, суетящихся вокруг осадных

сооружений. А Вятка переметнулся к другому арбалету, он понимал, что успех

надо закрепить, иначе более расторопный присвоит его себе. Второй болт легко

снялся с ложа и отправился вслед за первым, он воткнулся во вторую машину, едва не опрокинув ее набок, поливая бревенчатые стойки, настил и всех, кто

оказался рядом, огненным дождем. К нему прибавился дождь из камней, доделавший дело, начатое огненной стихией. Скоро два факела взметнулись в

пасмурное небо, осветив человеческий муравейник внизу и тяжелые тучи вверху.

И не было силы, могущей их загасить, потому что те, кто хотел этого, умывались кровью от булыжников, разбивших им лица, а те, кто поджег осадные

машины, купались в радости от совершенного ими. Козляне вновь сумели

отодвинуть наступление смертного часа, а может, приблизили конец осады

крепости ордами хана Батыя, которому никто из жителей не сделал ничего

плохого и которого никто из них никогда не видел. Но мир был соткан из

противоречий, в нем добро стояло рядом со злом, а зло все равно порождало