Козельск - Могу-болгусун (СИ)

проявить себя кому-то из сыновей, выслав их на подмогу Гуюк-хану, застрявшему под стенами городка почти на два месяца. Тогда можно будет

считать, что поход удался и что его семя Непобедимого полководца, взойдет в

садах, огороженных дворцовыми стенами, и может быть возвысится на троне

кагана всех монгол. Тем временем саин-хан, поинтересовавшись о здоровье и

настроении в войсках, перешел к разговору о проблеме, ставшей главной в

орде, он повернулся к собеседнику и указал на свитки, лежащие возле трона: – Мой учитель, курултай начинает мне не доверять, в последнем послании

из Карокорума прямо спрашивается, почему я не желаю покидать страну урусутов

и что задумал делать дальше, – подождав, пока уважаемый гость сочувственно

покивает головой, он продолжил, понимая, что его ближайший помощник тоже

имеет связь с высшим советом орды, ведь он приставлен к нему не только как

советник, но и как попечитель. – Я неоднократно напоминал о причинах моей

задержки под Козелеском, даказывал, что лучше подержать войско на голодном

пайке до момента, благоприятного для штурма этой крепости, нежели оставлять

у себя в тылу непогашенные очаги сопротивления, но курултай беспокоится по

поводу гибели воинов от голода и падежа животных по той же причине. Ведь

наши лучшие разведчики так и не нашли этого мифического Серёнасака, кладовой

города, набитой по рассказам урусутов зерном и мясными тушами. Ни один

отряд, уходивший на поиски, не вернулся обратно, хотя все знали направление, в котором она находится.

Субудай снова покивал головой, он не стал протягивать, несмотря на

желание, здоровой руки к пиале с хорзой, чтобы промочить горло, хотя сейчас, когда вокруг не было свидетелей, мог это сделать, как не спешил раскрывать, какие мысли роятся у него в голове. Выждав паузу, Непобедимый негромко

буркнул себе под нос:

– Этот Серёнасак существует на самом деле, иначе защитники крепости

давно бы передохли от голода, но и без поставок оттуда они чувствуют себя

неплохо. Скоро два месяца, как город находится в осаде, за это время

продукты должны были бы закончиться, а пополнения нет никакого и ниоткуда –

дороги перекрыты, реки вошли в берега и проплыть по ним незамеченными

урусутам теперь нельзя.

– Чем же тогда питаются горожане, если они лишены возможности сходить

даже на охоту?

– Они доедают старые запасы и зерно, оставленное ими для посева, а мясо

им поставляют воины, которые занимаются ночными разбоями, после каждой

вылазки мы недосчитываемся табунов лошадей, – полководец пожевал старческими

губами. – Последнее нападение их ночных разведиков на уртон Гуюк-хана

обошлось нам почти в пять тысяч смелых батыров и табун скакунов, числом в

два раза большим. Теперь, чтобы их съесть, защитникам города надо работать

челюстями не один год.

При этих подсчетах джихангир невольно прикоснулся к сабле, висевшей у

него на поясе, стиснутые зубы издали долгий скрежет, а жирные щеки прошила

длинная судорога.

– Ты прав, Непобедимый, – сверкнул он щелками глаз, в которых вспыхнуло

пламя гнева. – За это время мы здесь успеем или умереть, или сами

переродиться в урусутов, хотя никто из монгол не умеет ни пахать, ни сеять.

Слава богу Тэнгре, что на равнинах успела вырасти сочная трава, так нужная

для наших скакунов, иначе нам тоже пришлось бы их резать.

Собеседник поднял голову и повернулся к ученику, черты его лица

превратились в каменные уступы:

– Я еще не все сказал, саин-хан, – хрипло произнес он, вплетая в

бесстрастный голос уважительную интонацию.- Мы встретили врага, беспощаднее

нас и равного нам по смелости, нам надо признать, что если оставить Козелеск

нетронутым, он вскоре станет столицей возрожденной Руси.

Бату-хан с нескрываемым интересом повернулся к старому лису, не

ставящему до этого случая ни в грош ни один народ в мире, как прятал такое

чувство за видимым дружелюбием ко всем завоеванным народам его великий дед.

Он вопросительно приподнял голые надбровные дуги: – Учитель, ты брал многие города и страны, твоему уму и

непревзойденному таланту полководца обязана своим величием империя

чингизидов, – саин-хан распрямил спину и в упор посмотрел в лицо Субудая. –

Учитель, ты хочешь открыть мне что-то еще?

Полководец усмехнулся и уверенно протянул руку к пиале с хорзой, показывая этим жестом, что мысль, которую он собирается огласить, не станет

для собеседника новостью, но она достойна того, чтобы после нее промочить

горло терпким хмельным напитком:

– Сиятельный, ты знаешь то, о чем я хочу сказать, я только заострю на

этом больше внимания, – он прижал к груди высохшую как у собаки маленькую

лапу и плотнее уселся на кривые ноги. – После вчерашнего ночного боя наших

воинов погибло около пяти тысяч, подсчеты еще продолжаются, многие

кипчакские отряды, особенно примкнувшие к нам в предгорьях Каменного Пояса и

на Кавказе, никогда не знали счета, и сейчас они в полном замешательстве. Но