Козельск - Могу-болгусун (СИ)

воинов из рядовых полков, решивших ускорить развязку, вои все видели, поэтому приняли вызов нехристей с одухотворенными лицами, уверенные в своей

правоте. Вятка поднял саблю в знак победы, затем опустил ее и тронул коня

коленями, принуждая его войти в узкий проход между воинами в добротных

доспехах и в шлемах, украшенных перьями. В руках у них были длинные копья с

разноцветными лентами, привязанными под наконечниками, а груди прикрывали

круглые щиты с острыми коническими выступами посередине. Никто из всадников

не шелохнулся, когда он въехал в узкий проход, едва не цепляясь кольчугой за

их броню, но взгляды всех горели бешенством, готовым вырваться наружу от

одного неосторожного движения. Тысяцкий завернул за их спины и привстал в

стременах, оглядывая открывшееся перед ним поле боя, он понял, что если не

случится чуда, никто из козлян не вырвется живым из лавины раскосых воинов, затопившей половину равнины. И он закричал, зычно и уверенно, стараясь

перекрыть звон и скрежет оружия, вопли людей и дикое ржание животных: – Ратники, победа за нами! – увидел вдруг, как ордынцы отхлынули назад, оставляя узкий проход, по которому можно было только продраться, рискуя к

концу лишиться шкуры. Стало ясно, что и победитель в честном поединке, если

он не мунгалин, не выскочит из плотного их кольца, и отдал приказ, больше

похожий на самоубийство. – Вои, навести луки к бою.

Козляне перекинули оружие из-за спин и натянули на глазах у противника

тетивы со стрелами, насаженными на них, у кого луков не оказалось, тот

приготовил для броска короткие дротики. Слаженные действия ратников

оказались для нехристей настолько неожиданными, что никто из них не успел

осознать, что происходит, уверенный в полной беспомощности урусутов.

Передние ряды лишь отшатнулись назад, выставляя стену из кожаных щитов и

пригибая за них головы, а Вятка въехал в проход, сразу оказавшийся для него

широким, добрался до середины и снова поднялся в стременах: – Други, держи тетивы на силе и отходи назад!

Сам развернул коня боком к ордынским полкам и стал пятиться вместе со

всеми, не опуская лица и не поднимая опущенной сабли. Молчаливый отход

небольшого отряда козлян продолжался до тех пор, пока между ним и

противником не образовалось расстояние в полтора десятка сажен, только после

этого тысяцкий крикнул заднему ряду дружинников, чтобы они заворачивали

лошадей и скакали к переправе, чтобы успеть встретить врага вместе с двумя

десятками ратников возле нее, если тот бросится в погоню. Те успели

доскакать до кустов на берегу реки, когда вся лава пришла в движение, ордынцы с дикими криками устремились вперед, намереваясь отрезать козлян от

моста.

– Рази поганых! – крикнул Вятка, он зло ощерился, увидев, как полетели

от метких выстрелов на землю многие ордынцы, а когда стих натужный звон

тетив, пустился галопом к реке. – За мной!

Он услышал дробный топот копыт своего отряда, отрывавшегося от

преследователей все дальше, и сплошной гул от ордынской конницы, снова

бросившейся следом, успел подумать, что вряд ли мунгалы их догонят, ведь

возле моста их встретят не хлебом с медами, а той же резвой стрелой и острым

копьем. Ратники на ходу заряжали луки, чтобы дать последний бой, они неслись

во весь опор, прижимаясь к гривам скакунов, мешая врагу вести прицельную

стрельбу Когда до моста оставалось не больше пяти сажен, развернулись

навстречу узкоглазому воинству не знавшему поражений, и выпустили по нему

тучу стрел, заставив полки опять споткнуться на бегу. Этого момента хватило, чтобы поредевшие сотни успели пронестись по доскам переправы и влететь в

распахнутые настеж ворота крепости Вятка в окружении нескольких широкоплечих

дружинников оглянулся назад, дерзкое выражение на лице сменилось горькой

усмешкой за друзей и товарищей, оставшихся лежать на равнине, успевшей

покрыться шелковой травой, и продолжавших сечу во главе с Темрюком в тесном

кольце мунгал. Вырваться из него было уже невозможно, даже если вся

козельская рать вышла бы им на подмогу, потому что из лесов и со склона

холма продолжали наплывать к берегу Жиздры несметные орды, очнувшиеся от

ночного сна и мечтавшие об одном – о мести урусутам, нанесшим им большой

урон. Скрипнули массивные воротные петли, дубовые половинки под проездной

башней плотно прижались торцами друг к другу, оставляя позади звон клинков и

гортанные крики, отсекая живых от мертвых, наваливаясь одновременно на плечи

смертельной усталостью, тяжелее которой только смерть. К Вятке поспешили

воевода Радыня и тысяцкий Латына, он перекинул ногу через мунгальское седло, собираясь сойти с коня, когда тот подогнул вдруг колени и завалился на бок.

Вятка успел соскочить на землю, оглянулся на лошадь, исправно исполнявшую

команды, и скоро заметил, что из холки внизу торчит обломок ордынской

стрелы, вошедшей в мясо почти наполовину.