ворот что на проездной, что на воротной башнях, выходящих одна на
северо-запад, в земли русичей, а вторая на юго-восток, где сохли под
палящими лучами солнца бескрайние степи со скудными растениями и не менее
скудной жизнью, и откуда совершались на городок набеги диких племен. Стены
детинца были ниже городских, это были не стены из клетей, забитых внутри
землей и соединенных в одну цепь толстыми дубовыми бревнами, а просто тын из
деревянных плах, плотно подогнанных друг к другу и с заостренными зубцами по
верху. Прятаться от соплеменников у вятичских князей было не в чести и
поначалу вокруг детинца не было даже тына, но потом, когда племя вошло в
состав Руси, горожане сами возвели забор вокруг княжьего дома – от лишних
разговоров.
Вокруг лобного места наметилось какое-то шевеление, на него всходил то
один, то другой дружинник, они зорко оглядывались вокруг и снова терялись в
толпе. Видимо, решали, пришел ли черед объявлять выход воеводы к народу, а
народу – о начале веча. На княжеском крыльце появилась княгиня с сыном, одетым в шубейку из бобра с куньей шапкой на голове и в красных с меховыми
отворотами сапожках на каблуках. На плечи мальчика был накинут плащ-корзно с
золотыми застежками, а руки он прятал в меховых варежках. Лицо у него было
светлым, почти детским, несмотря на то, что он хмурил бровки под ясными
синими глазами и вскидывал округлый подбородок, стараясь казаться старше
своих лет. Из-под шапки выбивались крупные кольца длинных льняных волос, отдельные пряди которых обвивали стоячий воротник, делая образ
одухотворенным, заставляющим многих горожан тянуться двумя перстами к лбам.
Княжич был стройным, немного выше сверстников и не по годам серьезным, вряд
ли кто из окружающих мальца видел когда-либо на его губах беспечную улыбку, что добавляло уважения жителей городка. Вот и сейчас лица людей прояснились, словно пасмурный вечер при свете факелов, пропитанных смолой, осветился
лучами долгожданного солнца, разогнавшего плотный сумрак. Под стать сыну
была и мать, светловолосая и голубоглазая княгиня с округлым лицом с
бледноватыми щеками, сразу начавшими розоветь на легком морозце, и
правильным носом над как бы припухшими губами. Даже ресницы у нее были
словно льняные – длинные и жесткие, с загнутыми кверху концами. Княгиня была
в собольей шубейке, отороченной горностаевым мехом, с наброшенным на нее
темным плащем в знак печального события, пришедшего в ее с сыном вотчину. На
голове у нее была высокая круглая шапка из меха куницы, под которой был
надет черный платок, обмотанный концами вокруг горла, в знак скорби о
пропавшем муже, а высокий лоб огибал золотой обруч, усыпанный крупными
драгноценными камнями. Одна рука была в теплой рукавице с вышивкой шелковыми
нитками, а длинные пальцы другой руки были унизаны перстнями с алмазами и
рубинами. Народ качнулся и склонил головы в знак уважения к своим
правителям, княгиня с сыном ответили поклонами на все стороны. В это время
послышалось церковное пение и между людьми стали пробираться к лобному месту
духовные лица – попы, настоятели и служки главных городских церквей. Монахи
в куколях – остроконечных черных колпаках с белыми крестами на них – несли
хоругви и деревянные кресты с иконами в золотых и серебряных окладах, большей частью царьградскими, архиереи в клобуках с тремя черными лентами за
спиной, с большими из благородных металлов и с драгоценными камнями крестами
поверх фелоней – одежды до пят – махали кадилами. Архимандриты в аксамитовых
лиловых камилавках крестили двуперстием народ направо и налево. Они
примеривались петь разрешительную молитву, которую исполняют обычно в конце
отпевания, попы словно предвидели, что сеча будет злая. Смерть уже витала
везде, скорая и беспощадная, и нужно было успеть принять причастие, чтобы
ангелы на небе отворили ратникам тяжелые врата.
Вятка с товарищами успел пробиться поближе к лобному месту – возвышению
из бревен и досок, они стали ждать появления воеводы. От него теперь
зависело все. Ратники тоже не сомневались в надежности крепостных стен и
ворот, но спокойствие жителей городка зависело не только от этого, а и от
умения воеводы распределить силы защитников так, чтобы ни один ворог не смог
объявиться по другую их сторону. Примерно пятнадцать лет назад козельский
князь Мстислав Святославич обнес городок нынешними стенами в три бревна, каждое из которых было в два обхвата, с глубокими рвами под ними. На этом
дело не закончилось, князь понимал, что крепость Козельск находится на
границе Дикого Поля, раскинувшегося между реками Дон, Ока и левыми притоками
Днепра и Десны, где кочуют много племен степняков, охочих до чужого добра.
Поэтому он установил перед рвами надолбы из бревен с заостренными концами, направленными в сторону вражеской конницы, и заставил очистить окрестности
от камней, могущих сгодиться для камнеметательных машин. Старания князя были