Козельск - Могу-болгусун (СИ)

– Ну и ладно, – откликнулся тот, подгребая к себе туесок скрюченными

пальцами и радуясь тому, что в нем еще остались яблоки в капустной крошке. –

Нам бы со всем добром все равно не управиться.

Из города по прежнему доносился заполошный перезвон медных колоколов и

тревожное гудение вечевика на церкви Спаса-на-Яру, что возвышалась над

главной площадью. Ему вторил более мягким голосом, как будто мужнину тревогу

разделяла жена, колокол на церкви Параскевы Пятницы. Улицы городка были

пустынны, горожане хоронились от стрел с красным и черным оперением за

деревянными заборами, там же врачуя раненных защитников травами, отварами и

мазями, и перевязывая их кусками материи, оторванной от подолов сарафанов и

онучей. Или дежурили на крышах истоб, не давая заняться пламенем пучкам

тлеющей пакли и бересты, прикрепленных к концам стрел. Они уже прониклись

опасностью, надвинувшейся их на родные жилища, и теперь без суеты исполняли

нужные дела. Близкие степные орды никогда не обходили Козельск стороной, хотя знали о его неприступности, и всегда они уходили от него не солоно

хлебавши. Вот и сейчас каждый житель надеялся на то, что пройдет и эта

напасть, сдует ее ветрами, продувающими во всех направлениях городок, стоящий на вершине высокого холма, в полноводные реки и вернет с весенними

водами туда, откуда ее нанесло. Но число дружинников и простых горожан, убитых в начале осады, продолжало расти, и это обстоятельство стало

тревожить всех жителей от мала до велика. Вот почему набатные удары в

колокола не прекращались, а народ стал стекаться на главную площадь с

оружием в руках. Кому его не хватало, те стягивали на концах рогатин

жилами-подтужинами засапожные ножи или вовсе обломки железных кос. В дело

пошло все: вилы, колья, копья, кистени, древние бердыши, оставшиеся со

времен войны с ливонцами и поляками. Племя вятичей, которому принадлежал в

том числе городок Козельск, одним из последних присоединилось к государству

Русь со стольным градом Владимиром, как и племя голядь, жившее неподалеку. А

до этого оно, после распада в шестом веке содружества славянских племен под

общим названием анды или вененды, занимавших территорию между реками Днепром

и Днестром, вело самостоятельный образ жизни. Даже христианскую веру племя

приняло сравнительно недавно, славя в праздники вместе с Христом языческих

богов – Сварога, Перуна, Велеса, Ярилу и других. Вятичи крепко отличались от

остальных славян-единокровников – древлян, радимичей, северян, дреговичей, кривичей и прочих, это были люди ростом в два аршина с вершком, широкие в

плечах, с русыми волосами и светлыми глазами, чаще ярко синими. Они были

прекрасными воинами и охотниками, многие ходили в кожаной обуви, сшитой из

шкур диких животных, напрочь отвергая лыковые лапти и длинные онучи из

домотканого беленого полотна – обувки жителей деревень вокруг близких Москвы

и стольного Владимира. Но по мере развития добрососедских отношений и

особенно торговых соглашений, их быт поглощался бытом псковитян, владимирцев, суздальцев, черниговцев, ярославцев, принявших общее название

русичи. Скоро они стали носить лапти с онучами, пока только зимой, когда в

кожаной обувке было скользко ходить, и величать себя русичами, различия

остались разве что в языке, опирающемся больше на гласные “а”, “я” и “о”, типа: вота повяло яго да в грядни. Вятскую землю редко кто из врагов

удерживал надолго в своих руках, если враг занимал их города и селения, то в

дело шли засапожные ножи, которыми вятичи владели лучше других видов оружия.

С этими ножами они ходили везде и всегда.

Вот и сейчас Вятка, следуя за мыслью, проскочившей в голове, потянулся

рукой к кожаному поясу, на котором висел в деревянных ножнах этот засапожный

нож. Вокруг начало постепенно смеркаться, и мысль была связана в том числе с

наступлением сумерек. Движение не осталось незамеченным Охримом, у которого

лук был согнут из витого корневища:

– Вятка, у Бранка лук тоже есть, одинаковый с твоим, он его в истобе

забыл, – заговорил он, перекрывая посвист тугарских стрел. – Как только

стемнеет совсем, он побежит за ним, потому как давно косится на взбеги. А у

меня даже тетива натянута от подколенной жилы старого быка.

– Тебе надо было сделать мену с теми кменями-воинами от обрей-аваров, что надысь к нам с ихними гостями наведывались, – откликнулся тот, примериваясь пустить в осаждающих новую стрелу. – У тя же куньих шкурок

ажник мешок холщовый.

– А Елянка колты-серьги просит со смарагдом-изумрудом, тверские, да еще

аксамитовый-бархатный шабур, не хуже купеческого. Уж давно на них глазит.

Десятский повернулся к другу и с недоумением поднял светлые брови: – А брань рудую-кровавую вкруг нашего града твоя Елянка не глазит? – Брань-та как пришла, так ушла, не впервой нам степняков

ослопами-дубинами бить, – как-то простодушно отмахнулся Охрим. И пояснил по