неоднозначной реакцией на его ответ старого полководца, обычно сдержанного
при любых обстоятельствах, и поставил точку в вопросе, считавшемся до этого
момента позором для джихангира всей орды: – Вот почему я отдал приказ войску поворачивать обратно. Теперь вы
понимаете, что нужно сначала привыкнуть к завоеванным пространствам, а
заодно набраться сил, и только потом обновленной ордой неудержимо хлынуть
вперед, гася еще тлеющие очаги сопротивления в землях урусутов и зажигая
новые пожары в других странах, которые мы поставим на колени так-же, как
сделали это с урусутами.
И снова послышались одобрительные голоса, которых прибавлялось все
больше, лишь отдельные из царевичей продолжали напускать на себя заносчивый
вид, говорящий больше о их непримиримости к самому саин-хану, нежели к
решениям, принимаемым им. Среди противников оказался Бури, к которому
Бату-хан относился с большим уважением, он ударил ладонью по доспехам на
груди и спросил:
– Джихангир, ты не ответил на вопрос Шейбани, куда ты решил повести
войско, если сейчас копыта наших коней не будут повернуты в сторону
Каменного Пояса и реки Улуг-Кем – Енисея, за которыми раскинулись родные
монгольские степи?
Под куполом шатра воцарилось молчание, в котором ощущалось кроме
любопытства желание опять включиться в спор. Ведь решение курултая могло
быть изменено в любой момент, достаточно было обладателю высшего военного
поста допустить ошибку, которую сочли бы непростительной. Его немедленно
лишили бы звания и заменили бы благосклонность смертной казнью через
отделение головы от туловища, или ломанием хребта, а может быть насаживанием
на кол. Была бы причина, а приемов умерщвления провинившихся в Золотой Орде
существовало множество.
– Разве мало мест, где мы можем отдохнуть и пополнить ряды наших войск
новыми кипчакскими воинами вместе с запасом фуража? – ответил саин-хан
вопросом на вопрос. – Священный Воитель наградил хана Джучи, своего сына, а
моего отца, богатым улусом с центром в куманском Сыгнаке, я тоже хочу иметь
свой улус, поэтому я повелеваю. – Джихангир вздернул подбородок вверх, взгляд его черных глаз, отливающих свинцовыми отблесками, остановился на
мгновение на каждом из царевичей и темников, присутствующих на совете. – Как
только мы возьмем крепость Козелеск, орда повернет в куманские степи к
берегам царя всех рек Итилю. Таково мое решение.
На этот раз Субудай-багатур не издал ни звука, потому что новость была
неожиданной не только для царевичей, но и для него самого. Он угнул голову, увенчанную собачьим малахаем, и стал напряженно думать о том, что даст
войску поворот на берега Итиля, и какую из этого выгоду можно будет извлечь.
По берегам великой реки жили булгары, татары, буртасы и множество других
племен, завоеванных монголами и примкнувших добровольно к орде, там была
сочная трава, тучные стада и много женщин. Там протекала жизнь, мало чем
отличавшаяся от жизни в монгольских степях. Но главное, там было спокойно, потому что вокруг не было врагов. Если бы джихангир повел войско в родные
степи, ему пришлось бы услышать немало насмешек от каракорумских родовых
ханов, которые нашли бы к чему прицепиться. А если бы он повернул на Сыгнак, столицу вотчины своего отца, то войско окружали бы враждебные кипчакские
ханы с народом, резко отличавшимся обычаями от степняков. Значит, саин-хан
предпочел вечным разборкам с единокровниками и постоянному напряжению в
среде кипчакских ханов спокойствие и сытую жизнь в итильских улусах. Старый
полководец метнул на хозяина шатра пристальный взгляд единственного глаза, складки на лице начали разглаживаться от самодовольной улыбки. Хорошего
кагана готовил он на трон в Каракоруме, и полководец из него получался
отменный. Он с нескрываемым сожалением посмотрел в сторону царевича Шейбани, не оставлявшего надежды унизить своего более удачливого брата, Субудай уже
точно знал, что ни один из чингизидов не обладает таким блистательным умом, какой достался Бату-хану от его великого деда, непобежденного никем.
– И когда Гуюк-хан обещал взять эту маленькую крепость Козелеск? – с
издевкой спросил Шейбани у джихангира, поигрывая рукояткой плети. – Нам
известно, что он стоит под ней уже третий день.
– Я думаю, что все дело в разливе рек, окружающих городок, хотя не
исключаю, что доблестный сын великого кагана всех монгол прозевал время, когда его можно было захватить врасплох, – небрежно изрек саин-хан, давая
окружающим понять, что так оно и есть на самом деле. – Я отдал Гуюк-хану
приказ, если он не возьмет крепость в два дня, придется оповестить курултай
о его неудаче. И пусть тогда высший совет решает, как поступать с ним
дальше.
– Этот приказ вряд ли будет ему под силу, – с сомнением покачал головой
Орду, молчавший с самого начала совещания. – Мне о Козелеске рассказывал
урусутский купец, который торговал со страной Нанкиясу еще при коназе